17.06.2011 в 11:32
Пишет Erynia:Внезапно!
Мда, динокас с рейтингом, ангстовый и без названия. По заявке
читать дальше
Кастиэль не признается в этом даже самому себе. Будто не понимает, не осознает до конца. Но оно лежит на поверхности, все время возвращается-напоминает о себе и становится сильнее. Чувство.
Слишком много всего произошло с тех пор, как Кастиэль сошел с небес и поселился в теле Джимми. Возник в жизнях Винчестеров. В жизни Дина, заклеймив собой с их самой первой встречи. Хотя тогда эта отметина не несла в себе никакого эротического подтекста. Да и не знал он о таком, только слышал от своих братьев про всякое-людское-греховное-они-там-все-с-ума-посходили. Это сейчас Кастиэлю кажется, что он сделал свой выбор еще тогда, когда снимал Дина с дыбы и залечивал его раны: неумело прикасался губами к израненному, покалеченному телу, делясь целебной силой. Видел насквозь проженную адским пламенем душу и наблюдал сломленную тяжкой пыткой волю. Смотрел в помутневшие от боли, блеклые глаза “воина света” и чуть не плакал – если бы умел. А когда дернул наверх, случайно оставил частичку себя в Дине.
С тех пор Кастиэль изменился почти до неузнаваемости. Пересмотрел свои взгляды. Выстоял в Апокалипсис. Чтобы восстать против собратьев. И предать самое дорогое.
Кастиэль не считает это таким уж предательством, это Дин так выражается всякий раз, как всплывает давешняя обида. Все еще злится из-за Кроули, Чистилища и Сэма. Дин не понимает, не знает его мотивов, и они ссорятся, как уставшие супруги, которые давно надоели друг другу. Дин орет и сыплет проклятьями, Кастиэль смиренно молчит. Все равно чтобы не сказал, Дин не поймет. И почему он так поступил с Сэмом – тоже.
Кастиэль теперь ни много, ни мало – Бог, вобравший в себя силу тысячи падших душ. Отец ушел и не вернется. Теперь все в его руках. Риск оправдал себя, Рафаэль свергнут и уничтожен, Бальтазар… вот уж кому действительно не повезло.
Кастиэля теперь боятся. Его кары, его меча. Сверкающего праведной злобой взгляда. Перед ним преклоняют колени и его слушаются беспрекословно. И никто не знает, как Кастиэль боится сам. Боится потерять Дина, его дружбу, его… расположение окончательно. Это слабость для лидера, это непозволительно, но всякий раз приходя к Дину, ложась под него и принимая в себя его член, Кастиэль понимает – без этого никак. Слишком привык, привязался. А Дин… Дин тоже изменился. Ничто теперь не как прежде. Апокалипсис подкосил-перекроил всех.
И все же одно остается неизменным. Несколько стаканов лечебного пойла Бобби Сингера – забвение. Сильные поцелуи на губах, на шее и груди, злой шепот противоречия и влажные ладони, скользящие по коже, мнущие-раздвигающие-раскрывающие, умело, грубая сила, мощные таранящие толчки, выворачивающие душу и плоть наизнанку. Вкус сладкой горечи во рту, вкус Дина, который, уходя, Кастиэль оставляет себе.
Так продолжается уже довольно давно. По одной и той же схеме. Они ругаются, Дин дает ему в морду и сразу же морщится от боли, а Кастиэль вздыхает совсем как человек и берет сломанную руку в ладонь, целует, заживляя. А потом они трахаются, зло и безнадежно, чтобы все забылось уже к утру. Кастиэль стирает Дину память, чтобы тот не мучился, и оставляет каждый эпизод себе, чтобы мучиться самому.
И сегодня после очередной ночи он забывает это сделать. И даже когда Дин, проснувшись, требует объяснений, матерится, Кастиэль не может ответить сам себе – забыл или просто сорвался, не выдержал. А потом Дин дергает его на себя, впивается губами в рот, запускает руку в штаны, и это становится неважно.
URL записиМда, динокас с рейтингом, ангстовый и без названия. По заявке
читать дальше
Кастиэль не признается в этом даже самому себе. Будто не понимает, не осознает до конца. Но оно лежит на поверхности, все время возвращается-напоминает о себе и становится сильнее. Чувство.
Слишком много всего произошло с тех пор, как Кастиэль сошел с небес и поселился в теле Джимми. Возник в жизнях Винчестеров. В жизни Дина, заклеймив собой с их самой первой встречи. Хотя тогда эта отметина не несла в себе никакого эротического подтекста. Да и не знал он о таком, только слышал от своих братьев про всякое-людское-греховное-они-там-все-с-ума-посходили. Это сейчас Кастиэлю кажется, что он сделал свой выбор еще тогда, когда снимал Дина с дыбы и залечивал его раны: неумело прикасался губами к израненному, покалеченному телу, делясь целебной силой. Видел насквозь проженную адским пламенем душу и наблюдал сломленную тяжкой пыткой волю. Смотрел в помутневшие от боли, блеклые глаза “воина света” и чуть не плакал – если бы умел. А когда дернул наверх, случайно оставил частичку себя в Дине.
С тех пор Кастиэль изменился почти до неузнаваемости. Пересмотрел свои взгляды. Выстоял в Апокалипсис. Чтобы восстать против собратьев. И предать самое дорогое.
Кастиэль не считает это таким уж предательством, это Дин так выражается всякий раз, как всплывает давешняя обида. Все еще злится из-за Кроули, Чистилища и Сэма. Дин не понимает, не знает его мотивов, и они ссорятся, как уставшие супруги, которые давно надоели друг другу. Дин орет и сыплет проклятьями, Кастиэль смиренно молчит. Все равно чтобы не сказал, Дин не поймет. И почему он так поступил с Сэмом – тоже.
Кастиэль теперь ни много, ни мало – Бог, вобравший в себя силу тысячи падших душ. Отец ушел и не вернется. Теперь все в его руках. Риск оправдал себя, Рафаэль свергнут и уничтожен, Бальтазар… вот уж кому действительно не повезло.
Кастиэля теперь боятся. Его кары, его меча. Сверкающего праведной злобой взгляда. Перед ним преклоняют колени и его слушаются беспрекословно. И никто не знает, как Кастиэль боится сам. Боится потерять Дина, его дружбу, его… расположение окончательно. Это слабость для лидера, это непозволительно, но всякий раз приходя к Дину, ложась под него и принимая в себя его член, Кастиэль понимает – без этого никак. Слишком привык, привязался. А Дин… Дин тоже изменился. Ничто теперь не как прежде. Апокалипсис подкосил-перекроил всех.
И все же одно остается неизменным. Несколько стаканов лечебного пойла Бобби Сингера – забвение. Сильные поцелуи на губах, на шее и груди, злой шепот противоречия и влажные ладони, скользящие по коже, мнущие-раздвигающие-раскрывающие, умело, грубая сила, мощные таранящие толчки, выворачивающие душу и плоть наизнанку. Вкус сладкой горечи во рту, вкус Дина, который, уходя, Кастиэль оставляет себе.
Так продолжается уже довольно давно. По одной и той же схеме. Они ругаются, Дин дает ему в морду и сразу же морщится от боли, а Кастиэль вздыхает совсем как человек и берет сломанную руку в ладонь, целует, заживляя. А потом они трахаются, зло и безнадежно, чтобы все забылось уже к утру. Кастиэль стирает Дину память, чтобы тот не мучился, и оставляет каждый эпизод себе, чтобы мучиться самому.
И сегодня после очередной ночи он забывает это сделать. И даже когда Дин, проснувшись, требует объяснений, матерится, Кастиэль не может ответить сам себе – забыл или просто сорвался, не выдержал. А потом Дин дергает его на себя, впивается губами в рот, запускает руку в штаны, и это становится неважно.