[vasilisa)]

06.02.2010 в 10:43

Пишет  Вишня Доброе Деревце:

Подснежники/винцест

Импала катится вперед, подпрыгивая на неровностях, а педаль газа скоро прижмется к полу. Сэм дуется на соседнем сидении уже не первый час, и в глубине души Дин понимает, что за дело. С девочками флиртануть можно, с мальчиками – Сэмми запретил. Хотя Дину с чужими мальчиками вообще противно, а вчера он так набрался, что просто не соображал, какого пола объект перед ним.
Дин тормозит резко, но Сэм почему-то не летит вперед и не орет. Сидит, вцепившись в сидение, и словно каменный глядит в окно.
- Отлить, - сообщает Дин и выходит из машины.
Их дорога будто клином прорезает высоченный ельник, и кругом темно, а в воздухе промозглый туман. Дина нет долго, и Сэм уже знает, что он притащит. Вокруг лес и повсюду кучки талого снега. Сэм чувствует себя стервой и истеричкой, но и Дин хорош.
Когда-то давно семилетний Сэмми напортачил так, что брат молчал и хмурился на него пару дней. Они ночевали в доме лесника, отец уехал на неделю, а на первое же утро Дин не нашел Сэма в кровати. Потом он рассказал, что никогда прежде так не пугался. Лез на стены, пытался искать следы. А когда Сэмми вернулся к полудню с полным карманом подснежников, у него вся злость пропала – и старая, и новая. Он тискал брата весь день, словно тот вернулся с того света.
И когда Дин наконец возвращается, Сэму на колени плюхается букетик и рассыпается. Сэм не может не улыбнуться, это у них какой-то кодовый цветок.
- Дин…
- Ни слова.
- Ты такая девчонка.
- Ни слова, я сказал!
Дин бесится, но Сэм видит его облегчение и видит, как подрагивают уголки губ, потому что ему тоже хочется улыбаться. Прежде чем он выжмет газ, Сэм успевает схватить его за плечо и потянуть на себя. Дин не сопротивляется, не разрывает поцелуй и даже закрывает глаза. Тоже соскучился. А когда Сэм отпускает его, складка на лбу уже разгладилась и глаза светятся.
Импала катится дальше, почти не подпрыгивая, а Сэм улыбается и собирает с колен подснежники.


Ромашки/винцест

Весна дает о себе знать. Индиана тонет в солнце, надрываются птицы и кузнечики, а Дин становится суровей с каждым днем, чтобы никто не понял, как он млеет и как ему не хочется копать могилы, когда кругом такая жизнь. Но Сэм-то понимает. Ему и самому не хочется.
- Дин…
- М?
Они валяются в траве у берега какого-то дикого озера, Импала дремлет, укрытая за высоким кустарником. Солнце горячее и обволакивающее.
- Давай завтра?
- Чего завтра? – лениво бормочет Дин, ему, кажется, влом даже губы разомкнуть.
- Дело, - сопит Сэм ему в плечо.
- Давай, - соглашается Дин. Он сейчас на все согласен, только дайте погреться на солнышке.
Сэм улыбается, тянется рукой и срывает ромашку. Кругом их тьма тьмущая, и он чувствует себя героиней сопливой мелодрамы, валяясь среди ромашек рядом с Дином. А Дин – его герой. Сэм ухмыляется своим мыслям и щекочет стебельком небритую щеку брата.
- Не жарко?
Дин бормочет в ответ что-то утвердительное, не открывая глаз, отворачивает лицо. Сэм с готовностью садится и пытается стащить с него куртку. Пытается, потому что Дин, зараза такая, не трудится даже руку поднять, чтобы помочь.
Когда куртка уже лежит рядом, Сэм берет на себя еще более трудную задачу: снимает с Дина майку. Тот ворчит, лениво ругается и бьется расслабленным затылком о землю, когда Сэм роняет его голову. Но Сэм не обращает внимания на недовольство. Теперь Дин – его.
Веснушки на солнце такие яркие, а ресницы такие длинные и золотистые, что он опять начинает завидовать: у самого почему-то ни того, ни другого. Дин морщится, когда нежная ромашка щекочет грудь, вертит головой, когда она гладит его шею, а Сэм смеется и пытается достать лепестками его губы.
- Сэмми, ты чего насмотрелся? – бормочет Дин и поддевает цветок языком. – Уймись.
Но Сэм не может уняться, его завораживают цветы и Дин – цветы и Дин вместе. В этом есть что-то из детства и что-то… от мелодрамы. Его Дин сейчас красивый, как сама весна.
Скажи он это вслух, жалел бы потом всю жизнь. Сэм опять смеется и целует колючий подбородок Дина, чтобы отвлечься.
- Ты чего такой счастливый? – ворчит Дин, и от его беззаботного ворчания Сэм еще счастливее.
- Люблю нашу жизнь, - шепчет он и трется губами о щеку.
Сейчас Дин должен сказать «да ну» и скептически изогнуть бровь, но Сэм целует его, и скепсис исчезает, и Дин уже готов ему поверить. И правильно, потому что именно в такие моменты, такие редкие моменты счастья и солнца – Сэм искренен.


Тюльпаны/J2

Комната наполнена запахом сладкой пыльцы, кофе и недовольства. Джаред лежит на кровати в пижамных брюках, и его голая спина выражает обиду каждой мышцей. Дженсен носится из угла в угол, счастливый, как новая лампочка. В окно бьет утреннее солнце.
- Джей, ну вставай, ну хватит валяться, - в десятый раз повторяет Дженсен и швыряет в Джареда еще одним тюльпаном. Тот дергается. Сегодня они поменялись: утро, хорошее настроение и Дженсен в обычных условиях несовместимы. Но когда весь дом завален цветами, на которые ваз и рук не хватает, это уже условия не обычные.
- Убери их с глаз долой, - шипит Джаред, не поднимая лица от подушки. – Достали.
- Но почему? – в десятый же раз изумляется Дженсен и подходит к нему с букетом. – Это было так мило. Мне цветы еще не слали, да еще… блин, Джей, это же целая долбанная клумба!
Он разве что не пищит от восторга, и Джаред поскрипывает зубами все отчетливей.
- Дже-ей, - шепчет Эклз, наклоняясь к самому его затылку, - не будь злючкой… повернись ко мне.
И Джаред поворачивается, и смотрит испепеляюще на тюльпаны в руках Дженсена.
- Фанатка, - цедит он.
- Ну да, - сияет Дженсен. – Восторженная поклонница! А кому еще придет в голову? Подписалась бы хоть, тогда…
- Что тогда? – резко перебивает Джаред, и его взглядом в этот момент можно резать алмазы.
- Ну, отблагодарил бы, - резонно отвечает Дженсен, прекращая наконец улыбаться. – Подарил бы что-нибудь.
Джаред зло фыркает и снова переворачивается на живот. Дженсен достает из кармана карточку, коряво подписанную «с любовью», качает головой и снова прячет ее.
- Джей…
- Уйди. Не видишь, я сплю.
- Не вижу, - честно отвечает Эклз и забирается верхом ему на бедра. – Может, хватит? Ну цветы, ну любимые… ну понравились. Ну что?
- Ничего, - шипит Джаред, пытаясь сбросить тюльпаны, возложенные на его спину. – Убери.
Дженсен не убирает, а ложится на него сверху, придавливая собой букет. Целует лохматый затылок, пахнущий цветочным мылом, и шепчет в самое ухо:
- Падалеки, ты придурок… ты думаешь, я не узнал твой почерк?

@темы: почитать