Ладно, не всегда. Когда они с Джоном разделялись, и ночевать приходилось в пустом мотельном номере одному, вот тогда-то он не пролистывал. Смотрел, ухмылялся. Сучка ты, Сэмми. Ухмылялся.
Гудооок. Гудооок. Гудооок. Размерные гудки чуть не доводят до белки, когда вдруг ровное 'Да?' на том конце провода заставляет Дина чуть ли не позабыть весь родной язык. - Сэмми? - Да, - он ничуть не удивлен. - Привет, Сэмми. - Зачем ты звонишь? - Дин может представить, как брат сдерживает глубокий вздох и трет пальцами переносицу. Сэм ведь даже не спрашивает, как тот узнал номер, понимает, что для Дина это не составило труда. - Как дела, Сэмми? - Нормально, Дин. А у тебя? Простая формальность, звенящая раздражением, недовольством, но Дин хватается за неё, как за соломинку. - Отлично! Знаешь, вчера с отцом прибили такого призрака! Ха, ты таких не видал. Он.. - Дин.. - тихое. Не то. - ..жил в подсвечнике, ты можешь представить себе? В долбанном канделябре! Мы три дня не могли догадаться.. - Дин.. - отчаянное? Не то, Сэмми, давай, ты можешь. - .. А потом поняли, что эти придурки таскали его за собой по всей Америке! Ну, ты прикинь? Они.. - Дииин, - бинго, Сэмми. Не сухое отцовское 'Дин', не нежное, почти забытое, мамино 'Сынок', не хмельное сингеровское 'Эх, Винчестер', а только братское 'Дииин'. Режущее. Как будто отколупывает корочку на едва зажившей ране. Отколупнет, не до конца, а ты мучайся. Потому что хочется еще. И Дину хочется, чтобы брат еще раз произнес это 'Дииин', он сам готов произнести своё имя, лишь бы не забыть, как Сэм это делает, лишь бы не забыть. В глухой надежде на повтор, Дин переспрашивает: - А? - Будьте осторожны, вы двое. И ты только не звони больше, хорошо? Не хочу. Неожиданное и неприятное 'не хочу' резко выбрасывает из сна. - Блядь. Поднимаясь на кровати, Дин зарывается лицом в руки и тяжело вздыхает. Сквозь пальцы замечает рану на колене, едва зажившую. Бинго, Сэмми. Он осторожно надрывает корочку, чувствуя, как дыхание перехватывает, и произносит: Дииин. У Сэма, конечно, по-другому. Голос выше, но тверже. И режет, и греет. Такое не повторить. Дин сплевывает, обещая себе больше никогда не пытаться это сказать.
- Дин? - сухое. Джон всегда так говорит - без эмоций и почти без интонаций. Сухо. И черство. Кажется, что процент влажности в комнате резко падает, и воздух становится ужасно спертым. Идешь к двери, а как будто плывешь в мутной воде, где много ила и тины. Путаешься, плывешь ме-е-едленно. Дина передёргивает от этого сравнения. Что за бред? - Да? - Дин отвечает только когда возвращается, забрав из машины последнюю сумку. Со свежего, звонкого вечернего воздуха на улице - в томный и душный в номере. - Все же нормально? - медленно натачивая кол, Джон поднимает озадаченный взгляд на сына. Дин удивлен. Пытается отвязаться: - А не должно быть? Джон хмурится, погружаясь в себя. Он приехал на следующий день после звонка, и они уже расправились с этими Кортезами. Чокнутый призрак прапрадеда хотел порешить всю семейку за какие-то давние грехи одного из внуков. Всю не порешил, но крови было.. Ух. Дину уже третий день подряд настойчиво снится разговор с Сэмом. Это странно и неожиданно, Дин даже ни разу всерьез не задумывался над тем, чтобы позвонить. Зачем? Что он скажет? Что хочет услышать, кроме режущего 'Дииин'? Черт, задумывался значит. Поэтому и снится?
Дин так и не позвонил, кстати. Сэм все равно не ответил бы, даже если. Но Дину до самой их встречи снились эти сны, где он каждый раз - как в первый - звонил брату и нудил о призраках, а в конце Сэм обязательно говорил 'Дииин'. А потом Винчестер просыпался и повторял. Не вслух - вслух никогда! - просто прокручивал в голове. Вроде, сон, а звучит по-живому. Как будто сам Сэм сказал. Только что. Ч-черт. Гребанный Сэмми засел в печенках, Дин правда скучал по нему. Хоть так и не позвонил.