кто кого поборет, тот того и порет
02.03.2011 в 21:57
Пишет Кана Го:Только ты и я
Название: Только ты и я
Автор: runedgirl Lynsey
Бета: Огромное спасибо моей второй половинке - Кэт.
Переводчик: Кана Го
Беты: catizza, yako-kaede
Пэйринг: Сэм/Дин
Рейтинг: NC-17
Размер: 11000 слов
Примечания: В качестве заглавия взято название песни группы «Placebo»
Разрешение: получено.
Ссылка на оригинал:
runedgirl.livejournal.com/51325.html первая часть
runedgirl.livejournal.com/51582.html вторая часть
Содержание: От автора: Написано на spn_j2_xmas в качестве подарка для locknkey , которая хотела почитать про Сэма и Дина с крыльями или хвостом. Я постаралась погладить как можно больше твоих кинков, тем более что искренне разделяю их всех. Вот почему этот фик так вымахал. Надеюсь, тебе понравится, дорогая!
Только ты и я
читать дальшеКак снег на голову. Без предупреждения, без подозрений. Вот они стоят с ружьями наготове. А в следующую секунду очередная апгрейженная апокалипсисом ведьма щелкает пальцами, и спина Дина Винчестера взрывается болью. Он падает на колени, задыхается, роняет бесполезное ружье. Он чертовски уверен, что подыхает с каким-нибудь фантомным ведьминым клинком между лопатками. А потом слышит стоны Сэма позади, и это отвлекает Дина ровно настолько, чтобы дать ему осознать – он все еще дышит.
- Сэмми! – скрипит он и ползет к брату.
Сэм не откликается – не до того. Он катается по земле, ладонь прижата к пояснице. Слишком близко к месту, куда много лет назад вошел нож Джейка, месту, которое Дин закрыл рукой, а потом отнял ее, окровавленную, и почувствовал, как жизнь Сэма утекает сквозь пальцы.
- Нет, нет, нет… - бормочет он, дергая Сэмовы рубашки, пытаясь определить, насколько все хреново на этот раз. И там кровь, черт ее подери, адски много крови.
Сэм хватает брата за плечи, отчаянный умоляющий жест. И вдруг – от этого жуткого «вдруг» Дину снова хочется сблевать – обмякает, будто тряпичная кукла. Утыкается Дину в грудь.
- Нет, черт, черт, черт… - на одну бесконечно долгую секунду Дину кажется, что он теряет Сэма – опять – но затем он догадывается прижать два пальца к сонной артерии. И там пульсирует, толкается кровь. Сэм жив.
- Все хорошо, - говорит Дин. – Ты дышишь, я здесь, ты в порядке, я с тобой.
Он пытается нащупать рану, ладонь шарит по скользкой от крови кожи, спускается еще ниже и там…
- Какого…
Дин перехватывает Сэма поудобнее, заглядывает поверх его плеча и сдвигает пояс братовых джинсов. Там – он. В крови, кажется, еще растет и навевает воспоминания о фильмах про пришельцев.
У Сэма появился хвост.
* * *
Сэм приходит в себя. Он лежит на животе, лицом в мокрую от слюны подушку. Боль вгрызается в поясницу, и от этого Сэм чувствует себя девяностолетним дедом. Но рядом привычно работает телевизор, а еще Сэм слышит низкий недовольный голос брата – Дин говорит по телефону – так что поводов для паники нет. Во всяком случае, пока Сэм не открывает один глаз и не бросает взгляд на Дина.
- Дин, у тебя… у тебя… господибожемой – у тебя…
От неожиданности Дин роняет трубку, и по комнате проносится порыв ветра, когда он машинально разворачивает…
- У тебя крылья!
Дин вскрикивает, обхватывает себя руками, пытаясь дотянуться до лопаток, где крылья мучительно рвутся из тела. Темные ручейки бегут по спине и бокам, кровь брызжет, окрашивает белые перья багрянцем. Дин шатается, лицо его цветом под стать перьям.
- Дин! Я сейчас, сейчас помогу…
Сэм скатывается с кровати, вскакивает… во всяком случае, пытается вскочить. Что-то определенно мешает. Что-то, тесно обвивающее ноги.
Дин жестом приказывает ему не дергаться.
- Лежи, – он тяжело опускается на вторую кровать, стараясь восстановить контроль над дыханием и крыльями. – У тебя… эээ… тоже… кое-что отросло.
Твою ж мать…
Теперь не только Дин изображает привидение.
– Господи… это же… это…
- В точку! - Дин наконец умудряется совладать с крыльями. В сложенном виде они, видимо, причиняют меньше боли. – Это хвост. Гребаные ведьмы.
* * *
На полное завершение процесса уходит три дня. Винчестеры безвылазно сидят в отеле, пачками глотают доставленное Бобби обезболивающее и принуждают себя есть ровно столько, чтобы не протянуть ноги. Бобби оставляет им антисептическую мазь, бинты и пять книг с заклинаниями, но оптимизма в его глазах маловато. На следующее утро, собираясь уезжать, он напоминает братьям, чтоб не высовывались на улицу. Словно они нуждаются в напоминаниях.
- На живот, - приказывает Дин, когда настает время ложиться спать и новая доза таблеток находит приют в их желудках.
- Можно подумать, я могу еще как-то лечь, придурок, - огрызается Сэм, но всё-таки позволяет приспустить свои свободные штаны.
Он не слишком-то смущается – чего Дин у него не видел? – только все равно странно, когда тебя трогают в таких местах. Пальцы Дина двигаются осторожно, он старается быть понежнее, накладывая мазь на основание хвоста, где воспаленная кожа клочьями. И все-таки ощущение не из приятных. Но, в то же время, довольно забавно ощущать, как в хвосте просыпается чувствительность. Сэм вздрагивает.
- Прости, - бормочет Дин. – Почти все.
Он поддергивает штаны на место, стараясь не задеть забившийся под ногу хвост, и хлопает Сэма по спине.
- Иди спать, Сэмми.
Он говорит таким тоном, словно Сэму опять восемь. И Сэм – удивительное дело! – слушается.
А вот Дин совсем не такой покорный, когда на следующий день Сэм хочет вернуть ему услугу. Дин все это время ходит без рубашки, и причиненный растущими крыльями ущерб очевиден. В конце концов, Сэму удается запихать брата в ванную. При этом одной рукой приходится держать тюбик, другой – Дина за шею, пониже затылка, чтоб не дергался.
- Сэм, - рычит Дин, извиваясь, но Сэм сжимает пальцы так, что у старшего вырывается возмущенный вопль.
- А ты стой тихо. Вот заработаешь заражение…
Дин с вымученным вздохом опирается на край раковины, выгибает спину.
- Вот так, - говорит Сэм.
При первом же прикосновении к покрасневшей коже Дин подается вперед, крылья трепещут. Перья задевают Сэмову руку, и от этих невесомых касаний бегут мурашки. К тому времени, как Сэм заканчивает обрабатывать раны, оба крылья полностью расправлены, а Дина трясет.
- Очень больно?
Их взгляды встречаются в зеркале. В ярком свете глаза Дина неестественно зеленые.
- Нет, – вздрагивающие крылья складываются, прижимаются к телу. – Нормально. Спасибо.
* * *
На десятый день оба уже в норме настолько, что сходят с ума от скуки и грызутся каждые пять минут. Все как в добрые старые времена. Хвост Сэма дюймов тридцать длиной. У основания он потолще, а кончик гладкий, круглый и здорово смахивает на палец. По крайней мере, так утверждает Дин. Кожа на хвосте вполне телесного цвета, только глянцевитая, как у рептилии. Впрочем, Сэм все твердит, что чешуи ведь там нет и - Господи, Дин, да оставь ты его в покое!
Крылья Дина около пяти футов в размахе. К счастью (если такое слово может быть применимо к последствиям проклятия), они легкие, с тонкими полыми косточками и густыми белоснежными перьями. Сэм даже назвал бы их красивыми, но уж точно не стал бы ляпать это при Дине.
- Я сыт по горло долбанным отелем, - объявляет Дин наутро, выходя из душа.
Обычно после водных процедур он бодрый и раскрасневшийся, но сейчас постоянно злится. Намокшие перья тяжелеют, крылья отвисают, и это больно. Когда Дин вздумал сполоснуться в первый раз, Сэм, услышав стон, чуть не снес дверь ванной. Взору его открылась печальная картина: Дин, согнувшийся под грузом мокрых крыльев. Сэм помогал ему выбраться из кабинки, а перья волочились по кафельному полу.
- Больно… - жаловался Дин сквозь стиснутые зубы, но Сэм ничем помочь не мог.
Высохнув, перья распушились вдвое их первоначального размера, и Дин казался странно маленьким по сравнению с раскинувшимся над ним шелестящим белым пологом.
Теперь-то Дин уже наловчился принимать душ так, чтобы не казалось, что он там загибается в муках. Он старается, чтобы крылья не попадали под струю, и поддерживающие их мускулы крепнут с каждым днем. И все же потеря одного из любимых занятий – до смешного долгого торчания под горячим душем – не прибавляет Дину добродушия. До него еще не доходит, что другое его любимое занятие теперь тоже обещает быть малость затруднительным. Точнее, очень затруднительным.
Зато Сэмов хвост к купанию относится вполне лояльно. Как и ко всему прочему, что Сэму взбредает в голову с ним проделать. Он совсем зажил, ни капли не болит и, похоже, даже любит мыться. И сушиться, и проветриваться – все, что угодно, лишь бы не быть заточенным под одеждой. Самая большая проблема состоит в том, что хвост порой как будто живет собственной жизнью. Возможно, это только проделки Сэмова воображения, однако хвост не всегда двигается так, как Сэм хочет.
- Эй! - Дин подпрыгивает.
Сэм, возвращаясь из душа, проходит мимо брата, и тут хвост высвобождается из-под полотенца и щелкает Дина по бедру: туда, где заканчиваются черные боксеры и начинается голая кожа.
- Какого черта?
- Эээ… Прости.
- Держи свой ненормальный хвост при себе, - ворчит Дин, потирая ногу.
На бедре краснеет длинная отметина. Сэм мгновение не может отвести от нее глаз, дыхание перехватывает.
- Прости, - повторяет он, натягивает мешковатые спортивные штаны, запихивает туда непокорный придаток и спускает его вдоль ноги.
Пару секунд хвост недовольно дергается, а потом обвивает ногу и прижимает кончик к голени. Чувство по-прежнему странное, но Сэм потихоньку привыкает.
Дину куда труднее спрятать крылья под одежду. В сложенном виде они на удивление компактны, и все же спина выглядит ненатурально. Сейчас сентябрь, несколько рубашек и куртка, пусть и причиняя неудобства, скрадывают получившийся горб. А вот когда потеплеет, начнутся проблемы. Сэм изо всех сил пытается убедить себя, что к весне они найдут способ снять проклятие. Но если учесть, что Бобби в поисках не преуспел, Сэму, наверное, не стоит питать особых иллюзий.
- Я выгляжу как идиот, - говорит Дин, вертясь перед зеркалом.
- Ничего подобного… почти не видно, - возражает Сэм.
- Я типа поверил.
И Сэм не пытается спорить. Дин видит его насквозь еще с той поры, когда Сэм был подростком, отчаянно бунтующим против единственной имеющейся в наличии родительской фигуры.
Машина оказывается испытанием для обоих. Дину приходится отодвигать сиденье, чтобы освободить место для крыльев, и сидеть гораздо ближе к рулю, чем обычно. И о привычной позе - одна рука на руле, вторая вытянута вдоль сиденья, колени слегка разведены – об этой расслабленной удобной позе приходится забыть. Дин напряжен и раздосадован, цепляется за руль обеими руками. Импала протестует, дергается и фыркает, недоумевая, куда пропала плавность движений хозяина. Наблюдать за этим больно. Очередная потеря. Все, конечно, мелочи – возможность понежиться в горячем душе или наслаждаться быстрой ездой – но отсутствие их делает свое черное дело. Сэм видит это в прищуре зеленых глаз, в опущенных уголках рта.
Хвост тоже оказывается порядочной помехой. Он не желает выпрямляться – и Сэму вскоре кажется, будто между ним и сиденьем сунули теннисный мяч. И это еще не самое страшное. Вместо того чтобы спускаться сбоку, по ноге, хвост норовит устроиться между ягодицами, сворачиваясь за мошонкой и кончиком ложась на левое бедро. Всякий раз, когда Сэм пытается спихнуть его вбок, хвост резко разворачивается – точно и правда живой. Может, это предположение не так безумно, как звучит… Черт, у него появился хвост, что может быть безумнее?
На охоте сначала не ладится. Стоит Дину заметить опасность – и крылья раскрываются, прорывая все рубашки и отправляя куртку в свободный полет. А вместе с ней и Дина. Сэм кидается к брату, но хвост судорожно сдавливает ногу – очевидно, инстинктивная реакция на угрозу неминуемой гибели. Сэм теряет равновесие и плашмя шлепается прямо под ноги крайне озадаченному демону. Единственная причина, по которой они еще могут досадовать на свои злоключения, это то, что демон принимает Дина за ангела и удирает в окно, пока Винчестеры выведены из строя.
Итак, душ – вычеркиваем, кайф за рулем – вычеркиваем, охота… - не до такой степени, но тоже... Сэм гадает, чем еще придется пожертвовать. Потом клянет себя, что об этом задумался.
- И никогда больше не завалить горячую цыпочку, - жалобно стонет Дин, когда они возвращаются в отель.
В его рубашках словно Невероятный Халк превратился – одни лоскутья. И крылья из дыры торчат. Глаза – зеленые озера уныния. Сэм с минуту рассматривает брата. Дин – живое воплощение отчаяния: плечи поникли, губы надуты.
- Держу пари, все будет нормально. В таком виде ты неотразим.
Странно, но Сэму кажется, что в эти слова он вкладывает не только издевку.
- Ну да, – Дин бешено избавляется от остатков одежды. – Я просто скажу ей, что предпочитаю трахаться в куртке. А когда кончу, и дурацкие крылья выберутся на волю, буду надеяться, что у нее здоровое сердце.
- Не думаю, - начинает Сэм и запинается на середине фразы.
Дин вспыхивает и отворачивается.
- Проехали. Правая рука всегда при себе – и все дела.
- Постой, ты хочешь сказать, твои крылья как-то связаны с…
- Сэм, я сказал, проехали!
«Вот дерьмо, - думает Сэм, - если так, то с сексом действительно проблемы». И это плохо. Сэм вовсе не уверен, что его брат способен жить без секса. Зрелище будет как минимум печальное. Даже печальнее, чем сейчас. Господи, плохо-то как. Для Сэма.
* * *
Раз так, Дин наверняка по уши уйдет в охоту. И еду. Хорошо еще, что первое нейтрализует последствия второго - Дин в лучшей форме, чем когда-либо. Сэм знает это потому, что в мотеле брат редко носит рубашку: ворчит, что одежда его стесняет. Так что Сэм – хочет он того или нет – вынужден смотреть, как Дин тренируется. И в процессе сетует, что кому это нужно, если результаты никто (кроме Сэма, конечно) не увидит. Скручивания, отжимания, бой с тенью, бег по номеру кругами, пока у Сэма не начинает кружиться голова. Динова бледная - бледнее, чем обычно - покрытая веснушками кожа покрывается потом, влажно блестят впечатляющие мышцы пресса.
Сэму тоже свидания не светят. Если при виде крыльев Дина какая-нибудь злополучная девица может вообразить, что скоропостижно скончалась и угодила в Рай, то хвост Сэма вызывает совершенно противоположные ассоциации. Он… скажем так, довольно дьявольский. И несколько порнографический.
Дин сверкает голым торсом, Сэм же старательно прячет хвост под одеждой, подальше от глаз брата, который не прочь над ним посмеяться. Он переодевается в ванной и выходит, лишь когда хвост надежно упрятан в спортивные штаны или новые широкие джинсы. Обвивающий ногу от бедра до голени, хвост практически незаметен. Просто кажется, будто одна нога чуть мускулистее другой.
Так как Сэм выглядит более или менее нормально, именно ему приходится бегать за едой. Дин все еще страдает от быстрых взглядов украдкой, которыми его порой одаривают прохожие. Или от нехватки взглядов другого рода, к которым он привык и которые принимал как нечто само собой разумеющееся. Во всяком случае, это Дину кажется, что восхищенных взглядов больше нет, Сэм же уверен, что брат по-прежнему чертовски привлекателен. Порой ему хочется взять старшего за плечи, хорошенько встряхнуть и сказать: «Смотри, та девчонка на тебя минут десять пялилась, не меньше. А тот парень у бильярда тебя прямо взглядом раздел. Нужно слепым быть, чтобы не заметить, как ты хорош».
На мгновение Сэм удивляется этим странным мыслям, а потом решительно выбрасывает их из головы.
* * *
- А ты не думал, что можешь летать?
Ноябрь, Монтана. Они сидят на капоте «Импалы», потягивают пиво и наслаждаются теплой ночью. Черный купол неба сияет звездами, не забитыми огнями цивилизации.
Дин фыркает.
- Вот еще! Нет, конечно, – он делает большой глоток из бутылки, вытирает рот рукавом.
- Откуда ты знаешь, если не пробовал?
- Я что, похож на долбанного ангела?
Сэму почему-то смешно. Или это пиво виновато?
- Нет. И вряд ли кто-то может тебя так назвать.
У Дина дергается уголок губ – совсем чуть-чуть, может, никто, кроме Сэма, и не заметил бы.
- Чертовски верно.
Сэм вдруг соскальзывает с машины и тянет Дина за собой под аккомпанемент изумленных ругательств.
- А давай попробуем! – он подталкивает упирающегося брата к скалистому выступу и забирается на высоту футов этак тринадцати.
Поворачивается, протягивает руку.
- В чем дело, Дин? Слабо?
Дин чуть ли не взлетает на выступ. Такой предсказуемый.
- Ты знаешь, что ты задница? – рычит он, но Сэм только смеется, за рукава стаскивает с брата кожаную куртку и швыряет ее вниз.
Дин отбивается.
- Хватит меня лапать!
Но Сэм не сдается и пытается расстегнуть на нем рубашку, и брат начинает хватать его в ответ.
- Извращенец! – возмущается Дин, однако в глазах пляшут веселые черти.
Они перетягивают рубашку, смеются и пьяно качаются на выступе.
Дин не собирался этого делать. Они борются на самом краю, а потом Сэм вдруг падает. По крайней мере, начинает падать. И тогда Дин хватает его в охапку, и оба крыла бешено колотят по воздуху, пытаясь замедлить падение. Сэм опускается спиной на траву – до того мягко, что даже дыхание не сбивается.
- Господи Иисусе, - шепчет он.
Дин лежит сверху, грудь к груди, живот к животу, сильные руки обнимают Сэма за спину. Одна нога переплетена с Сэмовой и прижимает хвост, который начинает пульсировать, как ненормальный. И это… довольно приятно.
Дин глотает воздух, приподнимает голову и смотрит на брата огромными глазами. Крылья уже не хлопают, но и не спешат складываться; за головой Сэма медленно планируют на землю несколько перьев.
- Ого, - говорит Дин.
- Ого, - эхом откликается Сэм и, хриплым шепотом: - Дин… ты…
Он кладет ладонь на расправленное крыло – чувствует напряжение под пушистыми перьями. Дин морщится и отстраняется.
- Извини… извини.
Дин поспешно складывает крылья, вскакивает и с неловким видом отряхивается от песка и травы. Смотрит на Сэма.
- Ты как?
- В норме… просто немного неожиданно, наверное.
Дин вздыхает.
- Прости, так уж получилось.
Сэм наконец собирает конечности в кучку и возится с хвостом. Проклятая штуковина, кажется, стала вдвое толще, чем была.
- Нет… в смысле, спасибо тебе. Если б не ты, я бы костей не собрал.
Дин пожимает плечами, подбирает рубашки и куртку и идет к машине, натягивая одежду на ходу. Они уже около самого отеля, когда Сэм не выдерживает.
- Чувак, да ты летать умеешь.
Дин закатывает глаза.
- Похоже на то.
Сэм широко улыбается, хвост, улегшийся между ногами, все еще подозрительно подрагивает
- Ты мой герой, - говорит Сэм, и у Дина розовеют уши.
* * *
Так уж получается, что новообретенная способность Дину не по душе. (Возможно, проклятая ведьма об этом знала. Ну почему крылья не достались Сэму? Он-то нашел бы им применение). Раз старшему не по себе даже в удобном салоне, где мягкие сиденья и рой красоток-стюардесс вокруг, то болтание в пустоте его и подавно не привлекает. Не говоря уж о том, что случится, если кто-то, упаси боже, его увидит. Так что Дин остается верен матушке-земле, и, сколько бы Сэм ни заводил: «Дин, а почему бы тебе…», реакция неизменна - нет. Иногда Дин не столь категоричен, и тогда ответ более пространный: «А почему бы нам не взглянуть, на что способен твой хвост, а, Сэм? Давай ты на нем удавишься для начала».
Когда Дин летает во второй раз, это снова вина Сэма.
Ну, и стаи черных псов. Дин ненавидит тварей, так похожих на адских гончих, и от души кромсает их на куски, даже когда свора загоняет Винчестеров на вершину утеса в Колорадо. Сэм слишком поздно понимает, что это часть плана – он пятится и скользит все ближе к краю. Он слышит вопль Дина, видит быстро приближающихся клыкастых чудовищ… а потом перед глазами только синее небо, а внизу сотни метров пустоты. Сверху обрушивается град камней и песка, вершина утеса медленно съезжает, псы воют в отчаянной попытке не последовать за жертвой. Затем – темнота.
- Сэм! Господи, Сэмми, скажи что-нибудь!
Это Дин, голос звучит будто издалека. У Сэма звенит в ушах, песок во рту, в глотке, везде. Значит, он все еще жив. Если бы умер, не было б так паршиво.
- Дин, мммблппфф…
Сэм выплевывает мелкие камешки и грязь, пытается разлепить веки. Щурится на яркое небо и темный силуэт склонившегося над ним брата.
- Слава богу, - в голосе Дина отчаяние.
Он весь в пыли и песке, на обнаженной груди грязные разводы. Кажется, вместе с Сэмом вниз полетела добрая половина утеса. За компанию с тремя черными собаками.
Сэм садится. И начинает трястись, захлестнутый осознанием близкой смерти и пониманием, что брат снова его спас. Дин притягивает его к себе, но вдруг цепенеет, отстраняется со сдавленным стоном. И тогда Сэм видит.
- Черт, Дин. Твои крылья…
Одно крыло развернуто, другое торчит под странным углом. Они бурые от грязи, кое-где зияют проплешины. В густом оперенье засели прутья и колючки, местами перья стоят почти вертикально, как мех кота, которого погладили против шерсти.
- Оно… оно сломано? – Дин бледнеет.
- Вряд ли, - успокаивает Сэм.
Но на всякий случай устраивает старшего на заднем сиденье Импалы и осторожничает на поворотах.
В мотеле Сэм принимает душ, а Дин, морщась от боли, пытается вытрясти из крыльев грязь и поднимает в номере небольшую пылевую бурю. Теперь крылья выглядят получше, но, судя по тому, как тяжело их сложить, колючки и мелкие ветки, в отличие от песка, никуда не делись. Дотянуться до них Дин не может и вертится, как собака за хвостом, изрыгая проклятия и временами едва не хлопаясь на задницу. В конце концов, он сдается, стаскивает измазанные джинсы и обувь и идет мыться. В ванной он смывает грязь и, настроив душ на распыление, обрызгивает перья. Потом – в одних только шортах - падает на кровать лицом вниз, расправляет влажные крылья. Вид у него измученный и слегка брезгливый.
- Дай посмотрю.
Дин чуть прижимает крылья, когда Сэм садится рядом, на край кровати.
- Я в порядке, – он отворачивается, ясно давая понять, что к общению сейчас не расположен.
- Мне кажется, тебе нужно… - Сэм подыскивает слово, от которого Дин не станет вскакивать и хлопать дверью. – Насчет крыльев. Тебя надо… Ну, вроде как вычесать.
- Вычесать? – Дин поворачивается и поднимает брови. – Сэм, я не кот перед выставкой.
- Да я знаю, знаю, - Сэм собирает все свое терпение. – Больше на петуха похож. Но перья надо перебрать.
Дин кривится, брови почти исчезают под спутанными волосами.
- А то они начнут выпадать. Это вредно. И больно.
- Ты всерьез собираешься меня… перебирать?
- Не придирайся к словам. Я просто выберу всю эту дрянь, которая туда запуталась, хорошо? Я осторожно, обещаю.
Он действительно осторожен, но Дин вздрагивает, когда пальцы брата пробегают по кончикам перьев. Сэм извиняется, однако настроен решительно. Сбоку обзор открывается не ахти, и Сэм, недолго думая, забирается на Дина верхом.
- Блядь, Сэм!
Дин протестующе дергается, но Сэм только сильнее сжимает его коленями.
- Ты, задница, лежи спокойно.
- Спокойно? Ты, между прочим, НА моей заднице.
- И останусь здесь, пока не вычищу твои крылья. Так что заткнись и не брыкайся.
- Как скажешь. Сучка.
Плечи Дина чуть расслабляются – на винчестеровском языке это означает «ну ладно, братишка, я не в восторге, но потерплю. И ты еще за это заплатишь». Сэм ждет, пока Дин устроит крылья на кровати, и принимается за работу.
При первом же касании Дин с шумом втягивает воздух, напрягается, крылья трепещут.
- Спокойно, – Сэм ждет, пока брат утихомирится, и снова запускает пальцы в мягкие перья. На этот раз Дин лежит тихо, но все равно выгибает спину, и Сэм чувствует, как сжимаются его ягодицы.
- Я стараюсь полегче, - говорит Сэм. – Но тут столько мусора…
В местах, где перья выпали, просвечивает тонкая темно-розовая мембрана.
Дин что-то бормочет в знак согласия, однако тело его твердое, как камень, а руки судорожно стискивают простыню, пока Сэм осторожно выбирает куски листьев и прутья из нежного оперенья.
Всякий раз, когда перо под длинными пальцами Сэма ложится на место, Дин вздрагивает. Это как штопать его после ранения. Сэм находит ритм – потянуть, отпустить, уложить, пригладить, швырнуть прутик в сторону – и все сначала. Потянуть, отпустить, уложить… И мало-помалу перья снова становятся аккуратными, мягкими, пушистыми, шуршащими, живыми.
Прекрасными.
Странно так думать о собственном брате, но слово само возникает в мыслях и вертится на кончике языка. Прекрасен. Дин прекрасен.
Сэм чувствует, как брат расслабляется, как из его тела уходит напряжение. Он едва заметно шевелится под Сэмом, теплый и податливый. Пальцы то сжимают, то отпускают простыню в заданном Сэмом темпе. Капли пота поблескивают на шее, собираются между лопатками у основания крыльев и в ложбинке на поясе. Перебирая перья, Сэм скользит взглядом по лоснящейся коже, любуется, как переливаются под ней мускулы. А потом он слышит, как постукивает о стену тумбочка, и понимает, что они оба движутся в едином ритме – Сэм слегка раскачивается вперед-назад, приглаживая крылья, а Дин двигается под ним, едва заметно вскидывая бедра. И это… это похоже на…
- Дин, - шепчет Сэм.
Брат мгновенно сжимается, цепенеет.
- Все нормально, - Сэм наклоняется и пробегает пальцами по всей длине крыльев, по их густой шелковистости, от оснований до кончиков.
Дин вскидывается.
- Прекрати, - выдавливает он, зарывшись лицом в подушку, и Сэм потрясенно понимает, что он возбужден.
Дин резко садится на колени, сбрасывая Сэма, натягивает на себя покрывало, будто девственница в старом кино и, путаясь в нем, торопится в ванную.
Они не говорят об этом.
* * *
Зато Сэм много об этом думает. Он ловит себя на том, что с нетерпением ждет момента, когда они оказываются наедине в номере и Дин снимает рубашки. Постанывая, он потягивается, медленно расправляет мерцающие белые крылья во всю длину. Глаза у него закрыты, по лицу разливается экстаз. Сэм решает, что крылья Дина, как и его собственный хвост, терпеть не могут плена одежды.
Будучи, несомненно, красивыми, крылья еще и величавы, как ни мелодраматично это звучит. С ними Дин выглядит по-другому, словно он не брат Сэма, а божество или ангел. Нечто неземное. Возможно, именно этим обусловлены странные желания, возникающие у Сэма в мозгу. Он начинает хотеть того, чего не должен, о чем даже мыслей никогда не допускал. Разумеется, он всегда знал, что его брат привлекателен, уж Дин-то постарался, чтоб младший братишка это себе уяснил. Но Сэм никогда раньше не чувствовал этой красоты, не осознавал ее так. Чтоб смотреть на него – и терять дыхание, словно от удара под дых. Сэм наблюдает, как Дин совершает ежевечерний ритуал. Он стоит у окна, посыпая солью подоконник, и лунный свет окрашивает бледную кожу на его обнаженной груди, подчеркивает мышцы бицепсов и подтянутого живота, серебрит волнистые перья.
Не надо быть гением, чтобы заметить связь: хвост Сэма начинает беспокоиться именно тогда, когда он украдкой поглядывает на полуголого брата. И член заодно с хвостом. Понятное дело, что ни к одному из них не прикасались месяцами, но Сэм не столь хорош в рационализации, чтобы верить, будто это единственная причина. Воздержание не объяснение тому, что он снова и снова лелеет воспоминание, как Дин толкается бедрами в матрас, каково это – сидеть на нем, гладить крылья, смотреть на широкую спину и мускулистые плечи, ровную линию позвоночника, упругую задницу.
Дин вздрагивает, когда Сэм тихонько подходит сзади и проводит пальцами по перьям. Он быстро складывает крыло, но Сэм успевает заметить, что рот у него приоткрыт и на щеках румянец.
* * *
- Всего-то и делов – посадить тебя сверху, - объявляет Сэм.
Они ставят маленькую елку в углу хижины, принадлежащей кому-то, кто знает кого-то, кто знаком с Бобби Сингером. Но кто бы это ни был, домой он не возвращался давненько. Сегодня канун Рождества, и первые несколько часов этого вечера Сэм и Дин подметают полы, рассовывают вещи по шкафам и колют дрова. Теперь в камине весело скачет пламя, а в Сэмовы промерзшие пальцы медленно возвращается жизнь. Перчаток у братьев нет, и, в конце концов, именно Сэму втемяшилось в голову срубить это чертово дерево.
Дин выгибает бровь.
- Три раза ха.
Сэм собирается парировать, но тут Дин стаскивает рубашки – фланелевую, потом футболку – и он забывает, что хотел сказать. Дин расправляет крылья перед огнем, разминает плечи, наслаждаясь теплом, которое расслабляет занемевшие от вынужденной неподвижности мышцы.
Сэм пинком отправляет в сторону ботинки, вылезает из джинсов и рубашек, мокрых от снега и пота. Хвост с наслаждением выпрыгивает на свободу и счастливо выделывает петли в прогретом воздухе. Дин так захвачен приятными ощущениями, что даже не замечает стоящего позади Сэма. И хвоста, который вдруг бросается вперед, скользит по его пояснице и ныряет за пояс джинсов, кончиком метя между ягодиц.
Дин подпрыгивает на фут, Сэм удивленно вскрикивает. И поскольку хвост не собирается покидать облюбованное место, оба оказываются на полу.
- Сэм! Убери свой чертов хвост из моих штанов!
Это звучит так абсурдно, что Сэм невольно начинает хохотать. Дину явно не смешно, но потом лицо его смягчается – это уже не злоба, а ближе к нежности, пусть и сердитой. Красный до самых сосков, он пихает Сэма в грудь.
- Офигенная шутка.
Сэм трясет головой, слишком длинная челка лезет в глаза. Он переполнен нелепой, отчаянной, бурлящей любовью к своему крылатому злому невозможно красивому брату – это чувство распирает изнутри, отнимает голос.
- Хватит ржать, урод! – однако уголки Диновых губ подрагивают.
Огонь стреляет искрами, надувшийся Дин садится на пол у камина. Крылья подняты над плечами, на покрасневших щеках темнеют веснушки, в зеленых глазах отражается пламя. И Сэм не может сейчас не думать, как великолепен его брат, как он любит его – всегда любил. Сэм просто становится на четвереньки и, продолжая улыбаться, ползет к Дину. Они сидят лицом к лицу так близко, что трудно сфокусировать взгляд. У Дина рот приоткрыт, еще влажные от снега ресницы над широко раскрытыми глазами слиплись стрелочками. Теплое дыхание щекочет Сэму губы.
- Дин, - тихонько говорит Сэм.
И подается вперед.
Ни удара грома, ни лавины, ни взрыва – только губы Дина, осторожные, неуверенные. Сэм даже не подумал бы, что Дин может быть таким застенчивым. Он слегка углубляет поцелуй, и Дин вздрагивает. А затем касается языка Сэма своим, гладким, горячим. В его движениях уже нет робости, она сменяется страстью и голодом, которые будят в душе Сэма что-то первобытное. Мир вокруг выцветает, все, что Сэм чувствует, это губы своего брата, вкус его слюны, легкую боль, когда задевает его зубы, скользкий теплый язык… И Сэм хочет его, хочет, будто всегда было так, а Сэм просто об этом не знал. Сэм хочет в него, так глубоко, чтобы ничто никогда не смогло встать между ними.
Они дышат слишком тяжело, чтобы впиваться друг в друга долго. Но Сэм, отстраняясь, прихватывает зубами Динову пухлую нижнюю губу, а потом зализывает ее, и во рту солоно. Дин дрожит, вцепившись в его плечо одной рукой. Даже пальцы дрожат. Сэм накрывает их ладонью. И целует Дина в уголок припухших губ, чуть колючий подбородок, нос в конопушках, пока сердца обоих не возвращаются к обычному ритму.
Сэм упирается лбом в лоб брата, в камине потрескивает пламя, тонкие серебристые перья щекочут голую спину.
- С Рождеством, Дин.
Сэм опускает голову пониже, чтобы спрятаться в кольце густых перьев, теплых и мягких. Он не может припомнить, когда в последний раз чувствовал такое спокойствие и защищенность.
Дин прижимает его к себе и накрывает крыльями их обоих.
Проходит немало времени, прежде чем они устраивают себе постели перед камином. Дрожа, Сэм тоскует о тепле перьев и плотнее укутывается в одеяло – весьма слабую замену, надо сказать.
* * *
На следующий день они ведут себя как ни в чем не бывало. Утром сонный Сэм бредет на кухню, где запах кофе и вид обнаженной спины Дина моментально придают ему бодрости. На сковородке шипят блинчики с кленовым сиропом – Сэмовы любимые. Дин с аккуратно сложенными – чтобы не попали в огонь - крыльями колдует над плитой. Когда Сэм подходит сзади и проводит пальцем по кончику крыла, Дин лишь переступает с ноги на ногу, и уши у него горят. Однако он делает вид, что полностью поглощен завтраком.
- Займись делом, – Дин старательно не смотрит на брата. – Тарелки расставь, кофе налей.
После восьми блинов даже распроклятый хвост лежит спокойно и ведет себя на редкость прилично. Дин съедает шесть. На его тарелке остается лужица настоящего вермонтского кленового сиропа, несколько капель блестят на нижней губе. Сэму ужасно хочется наклониться и слизнуть их.
Днем они предпринимают вылазку в горы, по пути закидывая друг друга снежками. В результате, снега в их джинсах и ботинках явно больше, чем остается на склоне. А в хижине братья устраивают новое соревнование – кто быстрее стянет одежду и займет вакантное место у огня. Продрогшие, раскрасневшиеся, в одном белье, они толкаются перед камином, потирая руки.
- Чертовски холодно, – Дин со стоном расправляет крылья.
Перья задевают спину Сэма. По коже пробегает рой мурашек, хвост обвивает бедро, нетерпеливо скользит по нему то вверх, то вниз.
- Дин?
- М? – Дин внимательно смотрит в огонь.
Кажется, он не осознает, какой эффект производит на младшего.
- Тебе надо перья… снова. Почистить.
- Да ну?
Дин косится на Сэма и выворачивает шею, пытаясь осмотреть крылья.
Сэм медленно, от лица до груди, заливается краской. После Великого Снежного Побоища в перьях и вправду застряли листья, но честнее признать, что Сэму просто хочется снова дотронуться до брата.
- Ага, наверное… да, неплохая идея… давай просто, понимаешь… убедимся, что там точно никакая фигня не запуталась. Да. С горы и все такое.
С минуту Сэм думает, что Дин собирается отказаться. Но тот, помявшись, пожимает плечами и кивает.
- Где ты будешь меня…?
От этой непреднамеренной двусмысленности хвост приходит в неистовство.
- Ээ… На постели?
Дин кидает на хвост неопределенный взгляд, опускается на четвереньки и хлопается на живот. Вытягивает крылья, выгибает спину. Устраиваясь поудобнее, делает – явно случайно! – какие-то совершенно непристойные движения бедрами.
На этот раз Дин лежит спокойно, пока Сэм взбирается на него, зато чуть не сбрасывает брата, когда тот кладет руки на основания крыльев.
- Тихо, тихо, - говорит Сэм, будто усмиряя дикую лошадь.
Пальцы ловко перебирают перья, вытаскивают мусор. Касаться их, пушистых и белых, словно танцующий за окнами хижины снег, физически приятно. Дин медленно успокаивается, крылья разворачиваются шире, свободнее. Шелковистые кончики щекочут Сэму бедра, и он сдавленно ахает. Невозможно сдержать удовольствие, невозможно сдержать желание.
Языки пламени в камине рвутся вверх, жар растекается по Сэмовой груди, спускается к животу, где мышцы сводит сладкой судорогой. Сэм наклоняется все ниже, все ближе к спине брата, глянцевитой от пота. И чувствуя, что должен ощутить вкус именно сейчас, когда так восхищен этим блеском, прижимается губами к коже между лопаток. Дин судорожно впивается пальцами в простыню, словно она одна способна удержать его, не дать сбежать.
- Сэм, - невнятно шепчет он в подушку. – Нам нельзя.
Сэм в ответ лижет вдоль линии позвоночника, не прекращая поглаживать перья.
- Если это приятно, то все в порядке.
Дин вскидывает голову и пытается сложить крылья, однако Сэм держит их - бережно, но крепко.
- Нет, не в порядке. Ты не понимаешь, это не просто приятно, это… господи!
Он задыхается на полуслове и пытается выскользнуть из-под Сэма. Безуспешно.
- Так? Здесь хорошо?
Безжалостные пальцы пробегают по жестким маховым перьям, скользят вниз, погружаются в нежный пух - Дин со стоном взбрыкивает, толкается задом между разведенных ног Сэма и вновь вжимается в постель.
- Значит, все-таки связаны, - говорит Сэм, подпуская в голос самую малость издевки.
Потому что это, черт возьми, реально возбуждает.
- Ехидна, - ворчит Дин, на мгновение поворачивая голову, но Сэм успевает заметить, что он багровый от стыда. – Хватит меня доводить.
- Даже не думаю.
Сэм не врет. У него и в мыслях нет смущать брата. Он точно знает, чего хочет, кого хочет, и знание это пьянит почище спиртного. Он чувствует, как горячо и тесно становится в боксерах.
- Пожалуйста, - говорит Сэм. Дин молчит, и он добавляет: - Я этого хочу.
Он забирает горсть перьев в ладонь, ласкает крыло вдоль изгиба до самого конца, и Дин начинает задыхаться. Сэм наклоняется, треплет мелкие перышки на кончиках, будучи не в силах сдерживаться, трется пахом о приподнятую задницу Дина. Того нешуточно трясет, он хватает воздух, давясь тихими стонами в подушку, и да, да, Сэм действительно хочет.
Он терпит, пощипывая мягкие перья, пока может сам, пока может Дин, который уже бьется под ним, мнет и комкает простынь и чуть ли не хнычет. Он думает, что придется отпустить одно крыло, чтобы освободить руку, но тут трещит, разрываясь, ткань, и Сэма чуть не сносит от рывка собственного хвоста. И хвост, освободившись, ныряет Дину под живот, пробирается в шорты и обвивается вокруг напряженного члена. Все происходит так стремительно, что у Сэма звезды вспыхивают перед глазами – кажется, добрая половина крови уходит на то, чтобы оживить эту порывистую, нетерпеливую, явно склонную к инцесту штуковину.
Объединенными усилиями Сэмовых пальцев, ласкающих перья, и хвоста, проделывающего то же самое с членом, Дина выносит за считанные секунды. Крылья выстреливают в стороны, пять футов белоснежного великолепия, из горла вырывается сдавленный крик. Сэм каждым дюймом чувствительного хвоста ощущает ритмичную пульсацию, и как же это… потрясно.
Отдышавшись, Дин перекатывается на бок, пытаясь высвободиться, и лишь через несколько секунд понимает, что Сэм держит его не рукой.
- Вот черт! – выпаливает он, моргая. – Ты отдрочил мне хвостом!
- Прости, - выдыхает Сэм, хотя ни чуточки не сожалеет, и, боже, ему надо двигаться, он так близко, почти на грани.
- Это что-то новенькое, - бормочет Дин. – Ээ… отпускай уже.
- Я… не могу, кажется.
Проклятый хвост себе на уме. А у Сэма мысли путаются, он слишком возбужден, чтобы заставить хвост отпустить то, что ему отпускать совсем не хочется.
- Что значит - «не могу»? – Дин берется за хвост.
Сэм вскрикивает, волны удовольствия расходятся от того места, где сомкнулись сильные пальцы Дина, и он кончает даже без прикосновений, кончает так, что перед глазами вспыхивает белым.
Когда зрение проясняется, Дин по-прежнему держит хвост в руке. На пробу проводит пальцем по кончику - Сэм вздрагивает и роняет ладонь брату на бедро.
- Очуметь, - Дин с видом естествоиспытателя стискивает хвост в ладони.
Сэм, все еще пребывающий в неадеквате после самого фантастического оргазма в своей жизни, ахает.
- Обязательно было кончать на меня? – жалуется Дин и, наконец, отпускает хвост.
Тот незамедлительно возвращается к хозяину, задержавшись лишь затем, чтобы огреть Дина по заду.
- Ай! – старший не остается в долгу и пинает Сэма в голень.
К тому времени, как Сэм возвращается из ванной с полотенцем, Дин уже посапывает. Недовольно ворчит, когда Сэм стирает с его поясницы брызги семени. Хвост почему-то решает, что хозяину нужна помощь - выбирается на волю, елозит по коже, и Сэм с ужасом чувствует, что не прочь повторить заход, словно бы и не излился до капли несколько минут назад. С трудом запихнув хвост обратно, Сэм вытирает спину брата насухо. Правда, валяется Дин на мокром, и с этим ничего не поделаешь – но то, хотя бы, его собственная сперма, а свою Сэм убрал.
С минуту он любуется на перья. Они лежат красивыми легкими волнами, до того белые, что отражают красноватые отблески пламени. Ему хочется устроиться у Дина под боком, под пологом крыльев, где будет тепло и уютно. В конце концов, Сэм подтаскивает свою постель поближе к брату и закрывает глаза.
* * *
На следующий день обоим неловко. Впрочем, с учетом последних нескольких месяцев, это состояние становится вполне привычным.
Дин прячет лицо всякий раз, когда Сэм на него смотрит. И, судя по кончикам ушей, не то что часто краснеет – он постоянно ходит красный. И практически не снимает рубашку.
Черт, Сэму следовало бы догадаться, что этот приступ лояльности к братскому инцесту – всего лишь следствие конкретного недотраха.
- Уже при мне раздеться боишься? – Сэм подкрепляет слова фирменным недовольным лицом, дабы до брата с его тщательно избирательной забывчивостью быстрее дошло.
- Что? Мне уже в рубашке нельзя походить? Ты тут ни при чем. Это, - Дин жестикулирует, словно Сэм может не знать, о чем он, - тут ни при чем.
- Что «это», Дин? Наш с тобой секс?
- Не желаю об этом разговаривать, – Дин кидает на кровать сумку и запихивает в нее одежду.
- Разумеется, - фыркает Сэм. – Именно «не разговаривать» у нас получается лучше всего.
Дин бросает на него яростный взгляд, но молчит, верный своему решению не упоминать – и, несомненно, не повторять – вчерашнее. Сэм вздыхает и тоже принимается паковать вещи. Рот он открывает только в «Импале», которая уносит их от города и, пожалуй, лучшего на Сэмовой памяти Рождества.
- Ну? – интересуется Сэм в перерыве между несущимися из кассетника песнями. – Что тебя больше бесит? Что ты кончил под своим братом? Или что кончил, пока тебе крылья ласкали и хвостом дрочили?
Дин чуть не съезжает в кювет.
- Я же ясно сказал тебе заткнуться! – рычит он, заливаясь краской.
- Просто спросил, - Сэм пожимает плечами и отворачивается к окну, чтобы скрыть усмешку.
Проклятия и оправдания Дина слышны еще долго – даже сквозь грохочущую музыку.
Продолжение в комментариях
URL записиНазвание: Только ты и я
Автор: runedgirl Lynsey
Бета: Огромное спасибо моей второй половинке - Кэт.
Переводчик: Кана Го
Беты: catizza, yako-kaede
Пэйринг: Сэм/Дин
Рейтинг: NC-17
Размер: 11000 слов
Примечания: В качестве заглавия взято название песни группы «Placebo»
Разрешение: получено.
Ссылка на оригинал:
runedgirl.livejournal.com/51325.html первая часть
runedgirl.livejournal.com/51582.html вторая часть
Содержание: От автора: Написано на spn_j2_xmas в качестве подарка для locknkey , которая хотела почитать про Сэма и Дина с крыльями или хвостом. Я постаралась погладить как можно больше твоих кинков, тем более что искренне разделяю их всех. Вот почему этот фик так вымахал. Надеюсь, тебе понравится, дорогая!
Только ты и я
читать дальшеКак снег на голову. Без предупреждения, без подозрений. Вот они стоят с ружьями наготове. А в следующую секунду очередная апгрейженная апокалипсисом ведьма щелкает пальцами, и спина Дина Винчестера взрывается болью. Он падает на колени, задыхается, роняет бесполезное ружье. Он чертовски уверен, что подыхает с каким-нибудь фантомным ведьминым клинком между лопатками. А потом слышит стоны Сэма позади, и это отвлекает Дина ровно настолько, чтобы дать ему осознать – он все еще дышит.
- Сэмми! – скрипит он и ползет к брату.
Сэм не откликается – не до того. Он катается по земле, ладонь прижата к пояснице. Слишком близко к месту, куда много лет назад вошел нож Джейка, месту, которое Дин закрыл рукой, а потом отнял ее, окровавленную, и почувствовал, как жизнь Сэма утекает сквозь пальцы.
- Нет, нет, нет… - бормочет он, дергая Сэмовы рубашки, пытаясь определить, насколько все хреново на этот раз. И там кровь, черт ее подери, адски много крови.
Сэм хватает брата за плечи, отчаянный умоляющий жест. И вдруг – от этого жуткого «вдруг» Дину снова хочется сблевать – обмякает, будто тряпичная кукла. Утыкается Дину в грудь.
- Нет, черт, черт, черт… - на одну бесконечно долгую секунду Дину кажется, что он теряет Сэма – опять – но затем он догадывается прижать два пальца к сонной артерии. И там пульсирует, толкается кровь. Сэм жив.
- Все хорошо, - говорит Дин. – Ты дышишь, я здесь, ты в порядке, я с тобой.
Он пытается нащупать рану, ладонь шарит по скользкой от крови кожи, спускается еще ниже и там…
- Какого…
Дин перехватывает Сэма поудобнее, заглядывает поверх его плеча и сдвигает пояс братовых джинсов. Там – он. В крови, кажется, еще растет и навевает воспоминания о фильмах про пришельцев.
У Сэма появился хвост.
* * *
Сэм приходит в себя. Он лежит на животе, лицом в мокрую от слюны подушку. Боль вгрызается в поясницу, и от этого Сэм чувствует себя девяностолетним дедом. Но рядом привычно работает телевизор, а еще Сэм слышит низкий недовольный голос брата – Дин говорит по телефону – так что поводов для паники нет. Во всяком случае, пока Сэм не открывает один глаз и не бросает взгляд на Дина.
- Дин, у тебя… у тебя… господибожемой – у тебя…
От неожиданности Дин роняет трубку, и по комнате проносится порыв ветра, когда он машинально разворачивает…
- У тебя крылья!
Дин вскрикивает, обхватывает себя руками, пытаясь дотянуться до лопаток, где крылья мучительно рвутся из тела. Темные ручейки бегут по спине и бокам, кровь брызжет, окрашивает белые перья багрянцем. Дин шатается, лицо его цветом под стать перьям.
- Дин! Я сейчас, сейчас помогу…
Сэм скатывается с кровати, вскакивает… во всяком случае, пытается вскочить. Что-то определенно мешает. Что-то, тесно обвивающее ноги.
Дин жестом приказывает ему не дергаться.
- Лежи, – он тяжело опускается на вторую кровать, стараясь восстановить контроль над дыханием и крыльями. – У тебя… эээ… тоже… кое-что отросло.
Твою ж мать…
Теперь не только Дин изображает привидение.
– Господи… это же… это…
- В точку! - Дин наконец умудряется совладать с крыльями. В сложенном виде они, видимо, причиняют меньше боли. – Это хвост. Гребаные ведьмы.
* * *
На полное завершение процесса уходит три дня. Винчестеры безвылазно сидят в отеле, пачками глотают доставленное Бобби обезболивающее и принуждают себя есть ровно столько, чтобы не протянуть ноги. Бобби оставляет им антисептическую мазь, бинты и пять книг с заклинаниями, но оптимизма в его глазах маловато. На следующее утро, собираясь уезжать, он напоминает братьям, чтоб не высовывались на улицу. Словно они нуждаются в напоминаниях.
- На живот, - приказывает Дин, когда настает время ложиться спать и новая доза таблеток находит приют в их желудках.
- Можно подумать, я могу еще как-то лечь, придурок, - огрызается Сэм, но всё-таки позволяет приспустить свои свободные штаны.
Он не слишком-то смущается – чего Дин у него не видел? – только все равно странно, когда тебя трогают в таких местах. Пальцы Дина двигаются осторожно, он старается быть понежнее, накладывая мазь на основание хвоста, где воспаленная кожа клочьями. И все-таки ощущение не из приятных. Но, в то же время, довольно забавно ощущать, как в хвосте просыпается чувствительность. Сэм вздрагивает.
- Прости, - бормочет Дин. – Почти все.
Он поддергивает штаны на место, стараясь не задеть забившийся под ногу хвост, и хлопает Сэма по спине.
- Иди спать, Сэмми.
Он говорит таким тоном, словно Сэму опять восемь. И Сэм – удивительное дело! – слушается.
А вот Дин совсем не такой покорный, когда на следующий день Сэм хочет вернуть ему услугу. Дин все это время ходит без рубашки, и причиненный растущими крыльями ущерб очевиден. В конце концов, Сэму удается запихать брата в ванную. При этом одной рукой приходится держать тюбик, другой – Дина за шею, пониже затылка, чтоб не дергался.
- Сэм, - рычит Дин, извиваясь, но Сэм сжимает пальцы так, что у старшего вырывается возмущенный вопль.
- А ты стой тихо. Вот заработаешь заражение…
Дин с вымученным вздохом опирается на край раковины, выгибает спину.
- Вот так, - говорит Сэм.
При первом же прикосновении к покрасневшей коже Дин подается вперед, крылья трепещут. Перья задевают Сэмову руку, и от этих невесомых касаний бегут мурашки. К тому времени, как Сэм заканчивает обрабатывать раны, оба крылья полностью расправлены, а Дина трясет.
- Очень больно?
Их взгляды встречаются в зеркале. В ярком свете глаза Дина неестественно зеленые.
- Нет, – вздрагивающие крылья складываются, прижимаются к телу. – Нормально. Спасибо.
* * *
На десятый день оба уже в норме настолько, что сходят с ума от скуки и грызутся каждые пять минут. Все как в добрые старые времена. Хвост Сэма дюймов тридцать длиной. У основания он потолще, а кончик гладкий, круглый и здорово смахивает на палец. По крайней мере, так утверждает Дин. Кожа на хвосте вполне телесного цвета, только глянцевитая, как у рептилии. Впрочем, Сэм все твердит, что чешуи ведь там нет и - Господи, Дин, да оставь ты его в покое!
Крылья Дина около пяти футов в размахе. К счастью (если такое слово может быть применимо к последствиям проклятия), они легкие, с тонкими полыми косточками и густыми белоснежными перьями. Сэм даже назвал бы их красивыми, но уж точно не стал бы ляпать это при Дине.
- Я сыт по горло долбанным отелем, - объявляет Дин наутро, выходя из душа.
Обычно после водных процедур он бодрый и раскрасневшийся, но сейчас постоянно злится. Намокшие перья тяжелеют, крылья отвисают, и это больно. Когда Дин вздумал сполоснуться в первый раз, Сэм, услышав стон, чуть не снес дверь ванной. Взору его открылась печальная картина: Дин, согнувшийся под грузом мокрых крыльев. Сэм помогал ему выбраться из кабинки, а перья волочились по кафельному полу.
- Больно… - жаловался Дин сквозь стиснутые зубы, но Сэм ничем помочь не мог.
Высохнув, перья распушились вдвое их первоначального размера, и Дин казался странно маленьким по сравнению с раскинувшимся над ним шелестящим белым пологом.
Теперь-то Дин уже наловчился принимать душ так, чтобы не казалось, что он там загибается в муках. Он старается, чтобы крылья не попадали под струю, и поддерживающие их мускулы крепнут с каждым днем. И все же потеря одного из любимых занятий – до смешного долгого торчания под горячим душем – не прибавляет Дину добродушия. До него еще не доходит, что другое его любимое занятие теперь тоже обещает быть малость затруднительным. Точнее, очень затруднительным.
Зато Сэмов хвост к купанию относится вполне лояльно. Как и ко всему прочему, что Сэму взбредает в голову с ним проделать. Он совсем зажил, ни капли не болит и, похоже, даже любит мыться. И сушиться, и проветриваться – все, что угодно, лишь бы не быть заточенным под одеждой. Самая большая проблема состоит в том, что хвост порой как будто живет собственной жизнью. Возможно, это только проделки Сэмова воображения, однако хвост не всегда двигается так, как Сэм хочет.
- Эй! - Дин подпрыгивает.
Сэм, возвращаясь из душа, проходит мимо брата, и тут хвост высвобождается из-под полотенца и щелкает Дина по бедру: туда, где заканчиваются черные боксеры и начинается голая кожа.
- Какого черта?
- Эээ… Прости.
- Держи свой ненормальный хвост при себе, - ворчит Дин, потирая ногу.
На бедре краснеет длинная отметина. Сэм мгновение не может отвести от нее глаз, дыхание перехватывает.
- Прости, - повторяет он, натягивает мешковатые спортивные штаны, запихивает туда непокорный придаток и спускает его вдоль ноги.
Пару секунд хвост недовольно дергается, а потом обвивает ногу и прижимает кончик к голени. Чувство по-прежнему странное, но Сэм потихоньку привыкает.
Дину куда труднее спрятать крылья под одежду. В сложенном виде они на удивление компактны, и все же спина выглядит ненатурально. Сейчас сентябрь, несколько рубашек и куртка, пусть и причиняя неудобства, скрадывают получившийся горб. А вот когда потеплеет, начнутся проблемы. Сэм изо всех сил пытается убедить себя, что к весне они найдут способ снять проклятие. Но если учесть, что Бобби в поисках не преуспел, Сэму, наверное, не стоит питать особых иллюзий.
- Я выгляжу как идиот, - говорит Дин, вертясь перед зеркалом.
- Ничего подобного… почти не видно, - возражает Сэм.
- Я типа поверил.
И Сэм не пытается спорить. Дин видит его насквозь еще с той поры, когда Сэм был подростком, отчаянно бунтующим против единственной имеющейся в наличии родительской фигуры.
Машина оказывается испытанием для обоих. Дину приходится отодвигать сиденье, чтобы освободить место для крыльев, и сидеть гораздо ближе к рулю, чем обычно. И о привычной позе - одна рука на руле, вторая вытянута вдоль сиденья, колени слегка разведены – об этой расслабленной удобной позе приходится забыть. Дин напряжен и раздосадован, цепляется за руль обеими руками. Импала протестует, дергается и фыркает, недоумевая, куда пропала плавность движений хозяина. Наблюдать за этим больно. Очередная потеря. Все, конечно, мелочи – возможность понежиться в горячем душе или наслаждаться быстрой ездой – но отсутствие их делает свое черное дело. Сэм видит это в прищуре зеленых глаз, в опущенных уголках рта.
Хвост тоже оказывается порядочной помехой. Он не желает выпрямляться – и Сэму вскоре кажется, будто между ним и сиденьем сунули теннисный мяч. И это еще не самое страшное. Вместо того чтобы спускаться сбоку, по ноге, хвост норовит устроиться между ягодицами, сворачиваясь за мошонкой и кончиком ложась на левое бедро. Всякий раз, когда Сэм пытается спихнуть его вбок, хвост резко разворачивается – точно и правда живой. Может, это предположение не так безумно, как звучит… Черт, у него появился хвост, что может быть безумнее?
На охоте сначала не ладится. Стоит Дину заметить опасность – и крылья раскрываются, прорывая все рубашки и отправляя куртку в свободный полет. А вместе с ней и Дина. Сэм кидается к брату, но хвост судорожно сдавливает ногу – очевидно, инстинктивная реакция на угрозу неминуемой гибели. Сэм теряет равновесие и плашмя шлепается прямо под ноги крайне озадаченному демону. Единственная причина, по которой они еще могут досадовать на свои злоключения, это то, что демон принимает Дина за ангела и удирает в окно, пока Винчестеры выведены из строя.
Итак, душ – вычеркиваем, кайф за рулем – вычеркиваем, охота… - не до такой степени, но тоже... Сэм гадает, чем еще придется пожертвовать. Потом клянет себя, что об этом задумался.
- И никогда больше не завалить горячую цыпочку, - жалобно стонет Дин, когда они возвращаются в отель.
В его рубашках словно Невероятный Халк превратился – одни лоскутья. И крылья из дыры торчат. Глаза – зеленые озера уныния. Сэм с минуту рассматривает брата. Дин – живое воплощение отчаяния: плечи поникли, губы надуты.
- Держу пари, все будет нормально. В таком виде ты неотразим.
Странно, но Сэму кажется, что в эти слова он вкладывает не только издевку.
- Ну да, – Дин бешено избавляется от остатков одежды. – Я просто скажу ей, что предпочитаю трахаться в куртке. А когда кончу, и дурацкие крылья выберутся на волю, буду надеяться, что у нее здоровое сердце.
- Не думаю, - начинает Сэм и запинается на середине фразы.
Дин вспыхивает и отворачивается.
- Проехали. Правая рука всегда при себе – и все дела.
- Постой, ты хочешь сказать, твои крылья как-то связаны с…
- Сэм, я сказал, проехали!
«Вот дерьмо, - думает Сэм, - если так, то с сексом действительно проблемы». И это плохо. Сэм вовсе не уверен, что его брат способен жить без секса. Зрелище будет как минимум печальное. Даже печальнее, чем сейчас. Господи, плохо-то как. Для Сэма.
* * *
Раз так, Дин наверняка по уши уйдет в охоту. И еду. Хорошо еще, что первое нейтрализует последствия второго - Дин в лучшей форме, чем когда-либо. Сэм знает это потому, что в мотеле брат редко носит рубашку: ворчит, что одежда его стесняет. Так что Сэм – хочет он того или нет – вынужден смотреть, как Дин тренируется. И в процессе сетует, что кому это нужно, если результаты никто (кроме Сэма, конечно) не увидит. Скручивания, отжимания, бой с тенью, бег по номеру кругами, пока у Сэма не начинает кружиться голова. Динова бледная - бледнее, чем обычно - покрытая веснушками кожа покрывается потом, влажно блестят впечатляющие мышцы пресса.
Сэму тоже свидания не светят. Если при виде крыльев Дина какая-нибудь злополучная девица может вообразить, что скоропостижно скончалась и угодила в Рай, то хвост Сэма вызывает совершенно противоположные ассоциации. Он… скажем так, довольно дьявольский. И несколько порнографический.
Дин сверкает голым торсом, Сэм же старательно прячет хвост под одеждой, подальше от глаз брата, который не прочь над ним посмеяться. Он переодевается в ванной и выходит, лишь когда хвост надежно упрятан в спортивные штаны или новые широкие джинсы. Обвивающий ногу от бедра до голени, хвост практически незаметен. Просто кажется, будто одна нога чуть мускулистее другой.
Так как Сэм выглядит более или менее нормально, именно ему приходится бегать за едой. Дин все еще страдает от быстрых взглядов украдкой, которыми его порой одаривают прохожие. Или от нехватки взглядов другого рода, к которым он привык и которые принимал как нечто само собой разумеющееся. Во всяком случае, это Дину кажется, что восхищенных взглядов больше нет, Сэм же уверен, что брат по-прежнему чертовски привлекателен. Порой ему хочется взять старшего за плечи, хорошенько встряхнуть и сказать: «Смотри, та девчонка на тебя минут десять пялилась, не меньше. А тот парень у бильярда тебя прямо взглядом раздел. Нужно слепым быть, чтобы не заметить, как ты хорош».
На мгновение Сэм удивляется этим странным мыслям, а потом решительно выбрасывает их из головы.
* * *
- А ты не думал, что можешь летать?
Ноябрь, Монтана. Они сидят на капоте «Импалы», потягивают пиво и наслаждаются теплой ночью. Черный купол неба сияет звездами, не забитыми огнями цивилизации.
Дин фыркает.
- Вот еще! Нет, конечно, – он делает большой глоток из бутылки, вытирает рот рукавом.
- Откуда ты знаешь, если не пробовал?
- Я что, похож на долбанного ангела?
Сэму почему-то смешно. Или это пиво виновато?
- Нет. И вряд ли кто-то может тебя так назвать.
У Дина дергается уголок губ – совсем чуть-чуть, может, никто, кроме Сэма, и не заметил бы.
- Чертовски верно.
Сэм вдруг соскальзывает с машины и тянет Дина за собой под аккомпанемент изумленных ругательств.
- А давай попробуем! – он подталкивает упирающегося брата к скалистому выступу и забирается на высоту футов этак тринадцати.
Поворачивается, протягивает руку.
- В чем дело, Дин? Слабо?
Дин чуть ли не взлетает на выступ. Такой предсказуемый.
- Ты знаешь, что ты задница? – рычит он, но Сэм только смеется, за рукава стаскивает с брата кожаную куртку и швыряет ее вниз.
Дин отбивается.
- Хватит меня лапать!
Но Сэм не сдается и пытается расстегнуть на нем рубашку, и брат начинает хватать его в ответ.
- Извращенец! – возмущается Дин, однако в глазах пляшут веселые черти.
Они перетягивают рубашку, смеются и пьяно качаются на выступе.
Дин не собирался этого делать. Они борются на самом краю, а потом Сэм вдруг падает. По крайней мере, начинает падать. И тогда Дин хватает его в охапку, и оба крыла бешено колотят по воздуху, пытаясь замедлить падение. Сэм опускается спиной на траву – до того мягко, что даже дыхание не сбивается.
- Господи Иисусе, - шепчет он.
Дин лежит сверху, грудь к груди, живот к животу, сильные руки обнимают Сэма за спину. Одна нога переплетена с Сэмовой и прижимает хвост, который начинает пульсировать, как ненормальный. И это… довольно приятно.
Дин глотает воздух, приподнимает голову и смотрит на брата огромными глазами. Крылья уже не хлопают, но и не спешат складываться; за головой Сэма медленно планируют на землю несколько перьев.
- Ого, - говорит Дин.
- Ого, - эхом откликается Сэм и, хриплым шепотом: - Дин… ты…
Он кладет ладонь на расправленное крыло – чувствует напряжение под пушистыми перьями. Дин морщится и отстраняется.
- Извини… извини.
Дин поспешно складывает крылья, вскакивает и с неловким видом отряхивается от песка и травы. Смотрит на Сэма.
- Ты как?
- В норме… просто немного неожиданно, наверное.
Дин вздыхает.
- Прости, так уж получилось.
Сэм наконец собирает конечности в кучку и возится с хвостом. Проклятая штуковина, кажется, стала вдвое толще, чем была.
- Нет… в смысле, спасибо тебе. Если б не ты, я бы костей не собрал.
Дин пожимает плечами, подбирает рубашки и куртку и идет к машине, натягивая одежду на ходу. Они уже около самого отеля, когда Сэм не выдерживает.
- Чувак, да ты летать умеешь.
Дин закатывает глаза.
- Похоже на то.
Сэм широко улыбается, хвост, улегшийся между ногами, все еще подозрительно подрагивает
- Ты мой герой, - говорит Сэм, и у Дина розовеют уши.
* * *
Так уж получается, что новообретенная способность Дину не по душе. (Возможно, проклятая ведьма об этом знала. Ну почему крылья не достались Сэму? Он-то нашел бы им применение). Раз старшему не по себе даже в удобном салоне, где мягкие сиденья и рой красоток-стюардесс вокруг, то болтание в пустоте его и подавно не привлекает. Не говоря уж о том, что случится, если кто-то, упаси боже, его увидит. Так что Дин остается верен матушке-земле, и, сколько бы Сэм ни заводил: «Дин, а почему бы тебе…», реакция неизменна - нет. Иногда Дин не столь категоричен, и тогда ответ более пространный: «А почему бы нам не взглянуть, на что способен твой хвост, а, Сэм? Давай ты на нем удавишься для начала».
Когда Дин летает во второй раз, это снова вина Сэма.
Ну, и стаи черных псов. Дин ненавидит тварей, так похожих на адских гончих, и от души кромсает их на куски, даже когда свора загоняет Винчестеров на вершину утеса в Колорадо. Сэм слишком поздно понимает, что это часть плана – он пятится и скользит все ближе к краю. Он слышит вопль Дина, видит быстро приближающихся клыкастых чудовищ… а потом перед глазами только синее небо, а внизу сотни метров пустоты. Сверху обрушивается град камней и песка, вершина утеса медленно съезжает, псы воют в отчаянной попытке не последовать за жертвой. Затем – темнота.
- Сэм! Господи, Сэмми, скажи что-нибудь!
Это Дин, голос звучит будто издалека. У Сэма звенит в ушах, песок во рту, в глотке, везде. Значит, он все еще жив. Если бы умер, не было б так паршиво.
- Дин, мммблппфф…
Сэм выплевывает мелкие камешки и грязь, пытается разлепить веки. Щурится на яркое небо и темный силуэт склонившегося над ним брата.
- Слава богу, - в голосе Дина отчаяние.
Он весь в пыли и песке, на обнаженной груди грязные разводы. Кажется, вместе с Сэмом вниз полетела добрая половина утеса. За компанию с тремя черными собаками.
Сэм садится. И начинает трястись, захлестнутый осознанием близкой смерти и пониманием, что брат снова его спас. Дин притягивает его к себе, но вдруг цепенеет, отстраняется со сдавленным стоном. И тогда Сэм видит.
- Черт, Дин. Твои крылья…
Одно крыло развернуто, другое торчит под странным углом. Они бурые от грязи, кое-где зияют проплешины. В густом оперенье засели прутья и колючки, местами перья стоят почти вертикально, как мех кота, которого погладили против шерсти.
- Оно… оно сломано? – Дин бледнеет.
- Вряд ли, - успокаивает Сэм.
Но на всякий случай устраивает старшего на заднем сиденье Импалы и осторожничает на поворотах.
В мотеле Сэм принимает душ, а Дин, морщась от боли, пытается вытрясти из крыльев грязь и поднимает в номере небольшую пылевую бурю. Теперь крылья выглядят получше, но, судя по тому, как тяжело их сложить, колючки и мелкие ветки, в отличие от песка, никуда не делись. Дотянуться до них Дин не может и вертится, как собака за хвостом, изрыгая проклятия и временами едва не хлопаясь на задницу. В конце концов, он сдается, стаскивает измазанные джинсы и обувь и идет мыться. В ванной он смывает грязь и, настроив душ на распыление, обрызгивает перья. Потом – в одних только шортах - падает на кровать лицом вниз, расправляет влажные крылья. Вид у него измученный и слегка брезгливый.
- Дай посмотрю.
Дин чуть прижимает крылья, когда Сэм садится рядом, на край кровати.
- Я в порядке, – он отворачивается, ясно давая понять, что к общению сейчас не расположен.
- Мне кажется, тебе нужно… - Сэм подыскивает слово, от которого Дин не станет вскакивать и хлопать дверью. – Насчет крыльев. Тебя надо… Ну, вроде как вычесать.
- Вычесать? – Дин поворачивается и поднимает брови. – Сэм, я не кот перед выставкой.
- Да я знаю, знаю, - Сэм собирает все свое терпение. – Больше на петуха похож. Но перья надо перебрать.
Дин кривится, брови почти исчезают под спутанными волосами.
- А то они начнут выпадать. Это вредно. И больно.
- Ты всерьез собираешься меня… перебирать?
- Не придирайся к словам. Я просто выберу всю эту дрянь, которая туда запуталась, хорошо? Я осторожно, обещаю.
Он действительно осторожен, но Дин вздрагивает, когда пальцы брата пробегают по кончикам перьев. Сэм извиняется, однако настроен решительно. Сбоку обзор открывается не ахти, и Сэм, недолго думая, забирается на Дина верхом.
- Блядь, Сэм!
Дин протестующе дергается, но Сэм только сильнее сжимает его коленями.
- Ты, задница, лежи спокойно.
- Спокойно? Ты, между прочим, НА моей заднице.
- И останусь здесь, пока не вычищу твои крылья. Так что заткнись и не брыкайся.
- Как скажешь. Сучка.
Плечи Дина чуть расслабляются – на винчестеровском языке это означает «ну ладно, братишка, я не в восторге, но потерплю. И ты еще за это заплатишь». Сэм ждет, пока Дин устроит крылья на кровати, и принимается за работу.
При первом же касании Дин с шумом втягивает воздух, напрягается, крылья трепещут.
- Спокойно, – Сэм ждет, пока брат утихомирится, и снова запускает пальцы в мягкие перья. На этот раз Дин лежит тихо, но все равно выгибает спину, и Сэм чувствует, как сжимаются его ягодицы.
- Я стараюсь полегче, - говорит Сэм. – Но тут столько мусора…
В местах, где перья выпали, просвечивает тонкая темно-розовая мембрана.
Дин что-то бормочет в знак согласия, однако тело его твердое, как камень, а руки судорожно стискивают простыню, пока Сэм осторожно выбирает куски листьев и прутья из нежного оперенья.
Всякий раз, когда перо под длинными пальцами Сэма ложится на место, Дин вздрагивает. Это как штопать его после ранения. Сэм находит ритм – потянуть, отпустить, уложить, пригладить, швырнуть прутик в сторону – и все сначала. Потянуть, отпустить, уложить… И мало-помалу перья снова становятся аккуратными, мягкими, пушистыми, шуршащими, живыми.
Прекрасными.
Странно так думать о собственном брате, но слово само возникает в мыслях и вертится на кончике языка. Прекрасен. Дин прекрасен.
Сэм чувствует, как брат расслабляется, как из его тела уходит напряжение. Он едва заметно шевелится под Сэмом, теплый и податливый. Пальцы то сжимают, то отпускают простыню в заданном Сэмом темпе. Капли пота поблескивают на шее, собираются между лопатками у основания крыльев и в ложбинке на поясе. Перебирая перья, Сэм скользит взглядом по лоснящейся коже, любуется, как переливаются под ней мускулы. А потом он слышит, как постукивает о стену тумбочка, и понимает, что они оба движутся в едином ритме – Сэм слегка раскачивается вперед-назад, приглаживая крылья, а Дин двигается под ним, едва заметно вскидывая бедра. И это… это похоже на…
- Дин, - шепчет Сэм.
Брат мгновенно сжимается, цепенеет.
- Все нормально, - Сэм наклоняется и пробегает пальцами по всей длине крыльев, по их густой шелковистости, от оснований до кончиков.
Дин вскидывается.
- Прекрати, - выдавливает он, зарывшись лицом в подушку, и Сэм потрясенно понимает, что он возбужден.
Дин резко садится на колени, сбрасывая Сэма, натягивает на себя покрывало, будто девственница в старом кино и, путаясь в нем, торопится в ванную.
Они не говорят об этом.
* * *
Зато Сэм много об этом думает. Он ловит себя на том, что с нетерпением ждет момента, когда они оказываются наедине в номере и Дин снимает рубашки. Постанывая, он потягивается, медленно расправляет мерцающие белые крылья во всю длину. Глаза у него закрыты, по лицу разливается экстаз. Сэм решает, что крылья Дина, как и его собственный хвост, терпеть не могут плена одежды.
Будучи, несомненно, красивыми, крылья еще и величавы, как ни мелодраматично это звучит. С ними Дин выглядит по-другому, словно он не брат Сэма, а божество или ангел. Нечто неземное. Возможно, именно этим обусловлены странные желания, возникающие у Сэма в мозгу. Он начинает хотеть того, чего не должен, о чем даже мыслей никогда не допускал. Разумеется, он всегда знал, что его брат привлекателен, уж Дин-то постарался, чтоб младший братишка это себе уяснил. Но Сэм никогда раньше не чувствовал этой красоты, не осознавал ее так. Чтоб смотреть на него – и терять дыхание, словно от удара под дых. Сэм наблюдает, как Дин совершает ежевечерний ритуал. Он стоит у окна, посыпая солью подоконник, и лунный свет окрашивает бледную кожу на его обнаженной груди, подчеркивает мышцы бицепсов и подтянутого живота, серебрит волнистые перья.
Не надо быть гением, чтобы заметить связь: хвост Сэма начинает беспокоиться именно тогда, когда он украдкой поглядывает на полуголого брата. И член заодно с хвостом. Понятное дело, что ни к одному из них не прикасались месяцами, но Сэм не столь хорош в рационализации, чтобы верить, будто это единственная причина. Воздержание не объяснение тому, что он снова и снова лелеет воспоминание, как Дин толкается бедрами в матрас, каково это – сидеть на нем, гладить крылья, смотреть на широкую спину и мускулистые плечи, ровную линию позвоночника, упругую задницу.
Дин вздрагивает, когда Сэм тихонько подходит сзади и проводит пальцами по перьям. Он быстро складывает крыло, но Сэм успевает заметить, что рот у него приоткрыт и на щеках румянец.
* * *
- Всего-то и делов – посадить тебя сверху, - объявляет Сэм.
Они ставят маленькую елку в углу хижины, принадлежащей кому-то, кто знает кого-то, кто знаком с Бобби Сингером. Но кто бы это ни был, домой он не возвращался давненько. Сегодня канун Рождества, и первые несколько часов этого вечера Сэм и Дин подметают полы, рассовывают вещи по шкафам и колют дрова. Теперь в камине весело скачет пламя, а в Сэмовы промерзшие пальцы медленно возвращается жизнь. Перчаток у братьев нет, и, в конце концов, именно Сэму втемяшилось в голову срубить это чертово дерево.
Дин выгибает бровь.
- Три раза ха.
Сэм собирается парировать, но тут Дин стаскивает рубашки – фланелевую, потом футболку – и он забывает, что хотел сказать. Дин расправляет крылья перед огнем, разминает плечи, наслаждаясь теплом, которое расслабляет занемевшие от вынужденной неподвижности мышцы.
Сэм пинком отправляет в сторону ботинки, вылезает из джинсов и рубашек, мокрых от снега и пота. Хвост с наслаждением выпрыгивает на свободу и счастливо выделывает петли в прогретом воздухе. Дин так захвачен приятными ощущениями, что даже не замечает стоящего позади Сэма. И хвоста, который вдруг бросается вперед, скользит по его пояснице и ныряет за пояс джинсов, кончиком метя между ягодиц.
Дин подпрыгивает на фут, Сэм удивленно вскрикивает. И поскольку хвост не собирается покидать облюбованное место, оба оказываются на полу.
- Сэм! Убери свой чертов хвост из моих штанов!
Это звучит так абсурдно, что Сэм невольно начинает хохотать. Дину явно не смешно, но потом лицо его смягчается – это уже не злоба, а ближе к нежности, пусть и сердитой. Красный до самых сосков, он пихает Сэма в грудь.
- Офигенная шутка.
Сэм трясет головой, слишком длинная челка лезет в глаза. Он переполнен нелепой, отчаянной, бурлящей любовью к своему крылатому злому невозможно красивому брату – это чувство распирает изнутри, отнимает голос.
- Хватит ржать, урод! – однако уголки Диновых губ подрагивают.
Огонь стреляет искрами, надувшийся Дин садится на пол у камина. Крылья подняты над плечами, на покрасневших щеках темнеют веснушки, в зеленых глазах отражается пламя. И Сэм не может сейчас не думать, как великолепен его брат, как он любит его – всегда любил. Сэм просто становится на четвереньки и, продолжая улыбаться, ползет к Дину. Они сидят лицом к лицу так близко, что трудно сфокусировать взгляд. У Дина рот приоткрыт, еще влажные от снега ресницы над широко раскрытыми глазами слиплись стрелочками. Теплое дыхание щекочет Сэму губы.
- Дин, - тихонько говорит Сэм.
И подается вперед.
Ни удара грома, ни лавины, ни взрыва – только губы Дина, осторожные, неуверенные. Сэм даже не подумал бы, что Дин может быть таким застенчивым. Он слегка углубляет поцелуй, и Дин вздрагивает. А затем касается языка Сэма своим, гладким, горячим. В его движениях уже нет робости, она сменяется страстью и голодом, которые будят в душе Сэма что-то первобытное. Мир вокруг выцветает, все, что Сэм чувствует, это губы своего брата, вкус его слюны, легкую боль, когда задевает его зубы, скользкий теплый язык… И Сэм хочет его, хочет, будто всегда было так, а Сэм просто об этом не знал. Сэм хочет в него, так глубоко, чтобы ничто никогда не смогло встать между ними.
Они дышат слишком тяжело, чтобы впиваться друг в друга долго. Но Сэм, отстраняясь, прихватывает зубами Динову пухлую нижнюю губу, а потом зализывает ее, и во рту солоно. Дин дрожит, вцепившись в его плечо одной рукой. Даже пальцы дрожат. Сэм накрывает их ладонью. И целует Дина в уголок припухших губ, чуть колючий подбородок, нос в конопушках, пока сердца обоих не возвращаются к обычному ритму.
Сэм упирается лбом в лоб брата, в камине потрескивает пламя, тонкие серебристые перья щекочут голую спину.
- С Рождеством, Дин.
Сэм опускает голову пониже, чтобы спрятаться в кольце густых перьев, теплых и мягких. Он не может припомнить, когда в последний раз чувствовал такое спокойствие и защищенность.
Дин прижимает его к себе и накрывает крыльями их обоих.
Проходит немало времени, прежде чем они устраивают себе постели перед камином. Дрожа, Сэм тоскует о тепле перьев и плотнее укутывается в одеяло – весьма слабую замену, надо сказать.
* * *
На следующий день они ведут себя как ни в чем не бывало. Утром сонный Сэм бредет на кухню, где запах кофе и вид обнаженной спины Дина моментально придают ему бодрости. На сковородке шипят блинчики с кленовым сиропом – Сэмовы любимые. Дин с аккуратно сложенными – чтобы не попали в огонь - крыльями колдует над плитой. Когда Сэм подходит сзади и проводит пальцем по кончику крыла, Дин лишь переступает с ноги на ногу, и уши у него горят. Однако он делает вид, что полностью поглощен завтраком.
- Займись делом, – Дин старательно не смотрит на брата. – Тарелки расставь, кофе налей.
После восьми блинов даже распроклятый хвост лежит спокойно и ведет себя на редкость прилично. Дин съедает шесть. На его тарелке остается лужица настоящего вермонтского кленового сиропа, несколько капель блестят на нижней губе. Сэму ужасно хочется наклониться и слизнуть их.
Днем они предпринимают вылазку в горы, по пути закидывая друг друга снежками. В результате, снега в их джинсах и ботинках явно больше, чем остается на склоне. А в хижине братья устраивают новое соревнование – кто быстрее стянет одежду и займет вакантное место у огня. Продрогшие, раскрасневшиеся, в одном белье, они толкаются перед камином, потирая руки.
- Чертовски холодно, – Дин со стоном расправляет крылья.
Перья задевают спину Сэма. По коже пробегает рой мурашек, хвост обвивает бедро, нетерпеливо скользит по нему то вверх, то вниз.
- Дин?
- М? – Дин внимательно смотрит в огонь.
Кажется, он не осознает, какой эффект производит на младшего.
- Тебе надо перья… снова. Почистить.
- Да ну?
Дин косится на Сэма и выворачивает шею, пытаясь осмотреть крылья.
Сэм медленно, от лица до груди, заливается краской. После Великого Снежного Побоища в перьях и вправду застряли листья, но честнее признать, что Сэму просто хочется снова дотронуться до брата.
- Ага, наверное… да, неплохая идея… давай просто, понимаешь… убедимся, что там точно никакая фигня не запуталась. Да. С горы и все такое.
С минуту Сэм думает, что Дин собирается отказаться. Но тот, помявшись, пожимает плечами и кивает.
- Где ты будешь меня…?
От этой непреднамеренной двусмысленности хвост приходит в неистовство.
- Ээ… На постели?
Дин кидает на хвост неопределенный взгляд, опускается на четвереньки и хлопается на живот. Вытягивает крылья, выгибает спину. Устраиваясь поудобнее, делает – явно случайно! – какие-то совершенно непристойные движения бедрами.
На этот раз Дин лежит спокойно, пока Сэм взбирается на него, зато чуть не сбрасывает брата, когда тот кладет руки на основания крыльев.
- Тихо, тихо, - говорит Сэм, будто усмиряя дикую лошадь.
Пальцы ловко перебирают перья, вытаскивают мусор. Касаться их, пушистых и белых, словно танцующий за окнами хижины снег, физически приятно. Дин медленно успокаивается, крылья разворачиваются шире, свободнее. Шелковистые кончики щекочут Сэму бедра, и он сдавленно ахает. Невозможно сдержать удовольствие, невозможно сдержать желание.
Языки пламени в камине рвутся вверх, жар растекается по Сэмовой груди, спускается к животу, где мышцы сводит сладкой судорогой. Сэм наклоняется все ниже, все ближе к спине брата, глянцевитой от пота. И чувствуя, что должен ощутить вкус именно сейчас, когда так восхищен этим блеском, прижимается губами к коже между лопаток. Дин судорожно впивается пальцами в простыню, словно она одна способна удержать его, не дать сбежать.
- Сэм, - невнятно шепчет он в подушку. – Нам нельзя.
Сэм в ответ лижет вдоль линии позвоночника, не прекращая поглаживать перья.
- Если это приятно, то все в порядке.
Дин вскидывает голову и пытается сложить крылья, однако Сэм держит их - бережно, но крепко.
- Нет, не в порядке. Ты не понимаешь, это не просто приятно, это… господи!
Он задыхается на полуслове и пытается выскользнуть из-под Сэма. Безуспешно.
- Так? Здесь хорошо?
Безжалостные пальцы пробегают по жестким маховым перьям, скользят вниз, погружаются в нежный пух - Дин со стоном взбрыкивает, толкается задом между разведенных ног Сэма и вновь вжимается в постель.
- Значит, все-таки связаны, - говорит Сэм, подпуская в голос самую малость издевки.
Потому что это, черт возьми, реально возбуждает.
- Ехидна, - ворчит Дин, на мгновение поворачивая голову, но Сэм успевает заметить, что он багровый от стыда. – Хватит меня доводить.
- Даже не думаю.
Сэм не врет. У него и в мыслях нет смущать брата. Он точно знает, чего хочет, кого хочет, и знание это пьянит почище спиртного. Он чувствует, как горячо и тесно становится в боксерах.
- Пожалуйста, - говорит Сэм. Дин молчит, и он добавляет: - Я этого хочу.
Он забирает горсть перьев в ладонь, ласкает крыло вдоль изгиба до самого конца, и Дин начинает задыхаться. Сэм наклоняется, треплет мелкие перышки на кончиках, будучи не в силах сдерживаться, трется пахом о приподнятую задницу Дина. Того нешуточно трясет, он хватает воздух, давясь тихими стонами в подушку, и да, да, Сэм действительно хочет.
Он терпит, пощипывая мягкие перья, пока может сам, пока может Дин, который уже бьется под ним, мнет и комкает простынь и чуть ли не хнычет. Он думает, что придется отпустить одно крыло, чтобы освободить руку, но тут трещит, разрываясь, ткань, и Сэма чуть не сносит от рывка собственного хвоста. И хвост, освободившись, ныряет Дину под живот, пробирается в шорты и обвивается вокруг напряженного члена. Все происходит так стремительно, что у Сэма звезды вспыхивают перед глазами – кажется, добрая половина крови уходит на то, чтобы оживить эту порывистую, нетерпеливую, явно склонную к инцесту штуковину.
Объединенными усилиями Сэмовых пальцев, ласкающих перья, и хвоста, проделывающего то же самое с членом, Дина выносит за считанные секунды. Крылья выстреливают в стороны, пять футов белоснежного великолепия, из горла вырывается сдавленный крик. Сэм каждым дюймом чувствительного хвоста ощущает ритмичную пульсацию, и как же это… потрясно.
Отдышавшись, Дин перекатывается на бок, пытаясь высвободиться, и лишь через несколько секунд понимает, что Сэм держит его не рукой.
- Вот черт! – выпаливает он, моргая. – Ты отдрочил мне хвостом!
- Прости, - выдыхает Сэм, хотя ни чуточки не сожалеет, и, боже, ему надо двигаться, он так близко, почти на грани.
- Это что-то новенькое, - бормочет Дин. – Ээ… отпускай уже.
- Я… не могу, кажется.
Проклятый хвост себе на уме. А у Сэма мысли путаются, он слишком возбужден, чтобы заставить хвост отпустить то, что ему отпускать совсем не хочется.
- Что значит - «не могу»? – Дин берется за хвост.
Сэм вскрикивает, волны удовольствия расходятся от того места, где сомкнулись сильные пальцы Дина, и он кончает даже без прикосновений, кончает так, что перед глазами вспыхивает белым.
Когда зрение проясняется, Дин по-прежнему держит хвост в руке. На пробу проводит пальцем по кончику - Сэм вздрагивает и роняет ладонь брату на бедро.
- Очуметь, - Дин с видом естествоиспытателя стискивает хвост в ладони.
Сэм, все еще пребывающий в неадеквате после самого фантастического оргазма в своей жизни, ахает.
- Обязательно было кончать на меня? – жалуется Дин и, наконец, отпускает хвост.
Тот незамедлительно возвращается к хозяину, задержавшись лишь затем, чтобы огреть Дина по заду.
- Ай! – старший не остается в долгу и пинает Сэма в голень.
К тому времени, как Сэм возвращается из ванной с полотенцем, Дин уже посапывает. Недовольно ворчит, когда Сэм стирает с его поясницы брызги семени. Хвост почему-то решает, что хозяину нужна помощь - выбирается на волю, елозит по коже, и Сэм с ужасом чувствует, что не прочь повторить заход, словно бы и не излился до капли несколько минут назад. С трудом запихнув хвост обратно, Сэм вытирает спину брата насухо. Правда, валяется Дин на мокром, и с этим ничего не поделаешь – но то, хотя бы, его собственная сперма, а свою Сэм убрал.
С минуту он любуется на перья. Они лежат красивыми легкими волнами, до того белые, что отражают красноватые отблески пламени. Ему хочется устроиться у Дина под боком, под пологом крыльев, где будет тепло и уютно. В конце концов, Сэм подтаскивает свою постель поближе к брату и закрывает глаза.
* * *
На следующий день обоим неловко. Впрочем, с учетом последних нескольких месяцев, это состояние становится вполне привычным.
Дин прячет лицо всякий раз, когда Сэм на него смотрит. И, судя по кончикам ушей, не то что часто краснеет – он постоянно ходит красный. И практически не снимает рубашку.
Черт, Сэму следовало бы догадаться, что этот приступ лояльности к братскому инцесту – всего лишь следствие конкретного недотраха.
- Уже при мне раздеться боишься? – Сэм подкрепляет слова фирменным недовольным лицом, дабы до брата с его тщательно избирательной забывчивостью быстрее дошло.
- Что? Мне уже в рубашке нельзя походить? Ты тут ни при чем. Это, - Дин жестикулирует, словно Сэм может не знать, о чем он, - тут ни при чем.
- Что «это», Дин? Наш с тобой секс?
- Не желаю об этом разговаривать, – Дин кидает на кровать сумку и запихивает в нее одежду.
- Разумеется, - фыркает Сэм. – Именно «не разговаривать» у нас получается лучше всего.
Дин бросает на него яростный взгляд, но молчит, верный своему решению не упоминать – и, несомненно, не повторять – вчерашнее. Сэм вздыхает и тоже принимается паковать вещи. Рот он открывает только в «Импале», которая уносит их от города и, пожалуй, лучшего на Сэмовой памяти Рождества.
- Ну? – интересуется Сэм в перерыве между несущимися из кассетника песнями. – Что тебя больше бесит? Что ты кончил под своим братом? Или что кончил, пока тебе крылья ласкали и хвостом дрочили?
Дин чуть не съезжает в кювет.
- Я же ясно сказал тебе заткнуться! – рычит он, заливаясь краской.
- Просто спросил, - Сэм пожимает плечами и отворачивается к окну, чтобы скрыть усмешку.
Проклятия и оправдания Дина слышны еще долго – даже сквозь грохочущую музыку.
Продолжение в комментариях
@темы: SPNфики